За семь лет она сбросила около пяти футов, стала долговязой и с длинными конечностями. Все это разбивало ему сердце — ведь он знал, что она права. Если люди в том доме окажутся нервными, то будет лучше, если она останется здесь.

— Ладно, — сказал он сдавленным голосом. — Я принесу тебе что-нибудь поесть. — Потом отвернулся от фургона, чтобы не закричать.

— Кинь мне несколько банок тех бобов, ладно, — попросил ее Расти. Она подняла Плаксу и с ее помощью нашла консервы, потом взяла пару банок, положила их в руки Расти.

— Расти, если они могут дать какие-нибудь книги, то я была бы благодарна, — сказала она. — Все, что смогут.

Он кивнул, изумляясь, что она еще может читать.

— Мы недолго, — пообещал Расти, и вслед за Джошем вышел из сарая.

Когда они ушли, Свон откинула деревянный задний борт фургона и опустила маленькую стремянку на землю. Исследуя ивовым прутом ступеньки, она спустилась по лестнице и пошла к дверям сарая, ее голова и лицо все еще были завернуты в одеяло. Убийца бежал рядом с ее обутыми в сапоги ногами, яростно виляя хвостом и лая, чтобы привлечь ее внимание. Его лай уже не был таким оживленным, как семь лет назад, и он уже не прыгал и не резвился как раньше.

Свон остановилась, положила Плаксу и подняла Убийцу. Потом она с шумом открыла дверь сарая и повернула голову влево, вглядываясь сквозь падающий снег. Ферма выглядела такой теплой, такой гостеприимной, но она знала, что будет лучше, если она останется там, где была. В тишине ее дыхание звучало как астматический хрип.

Сквозь снег она могла различить одиноко стоящее дерево в пятне света из переднего окна. — Почему только одно дерево? — удивилась она. — Почему он спилил все деревья и оставил это одно одиноко стоять?

Убийца напрягся и лизнул темноту там, где было ее лицо. Она стояла, глядя на то одинокое дерево чуть более минуты, потом закрыла дверь сарая, подняла Плаксу и прощупала свой путь к Мулу, чтобы погладить его плечи.

В доме в каменном очаге пылал огонь. Над огнем кипел чугунный котелок с соленой свининой в овощном бульоне. Оба — пожилой мужчина с суровым лицом и его более робкая жена — заметно вздрогнули, когда Джош Хатчинс, следуя за Расти, вошел в парадную дверь. Его размеры, больше чем его маска, испугали их; хотя он и сильно потерял в весе за последние пять лет, он нарастил мускулы и все еще имел грозный вид. Руки Джоша были испещрены белыми пигментами, и пожилой мужчина бесцеремонно смотрел на них, пока Джош не спрятал их в карманы.

— Вот бобы, — нервно сказал Расти, предлагая их мужчине. Он заметил, что винтовка прислонена к очагу, как раз в пределах досягаемости, если старик решит прибегнуть к ней.

Банки бобов были приняты, и старик отдал их женщине. Она нервно глянула на Джоша и потом ушла в заднюю часть дома.

Расти стянул свои перчатки и пальто, положил их на стул и снял шляпу. Его волосы стали почти седыми, особенно белыми они были на висках, хотя ему было только сорок лет. Его борода клином стала с проседью, шрам от пули бледнел на щеке. Он стоял перед камином, наслаждаясь его замечательным теплом.

— У вас здесь хороший огонь, — сказал он. — Наверняка прогонит дрожь. Старик все смотрел на Джоша.

— Вы можете снять это пальто и маску, если хотите.

Джош выбрался из пальто. Под ним он носил два толстых свитера, один под другим, но не сделал ни движения, чтобы снять черную лыжную маску.

Старик подошел ближе к Джошу, потом резко остановился, когда увидел серую опухоль, загораживающую правый глаз гиганта.

— Джош — борец, — быстро сказал Расти. — Мефистофель в маске — это он! Я — фокусник. Понимаете, мы — странствующее шоу. Мы ездим из города в город и выступаем за то, чтобы нам дают люди. Джош борется с любым, кто захочет победить его, и если этот другой парень бросит Джоша к своим ногам, у всего города — бесплатное представление.

Старик отсутствующе кивнул, его взгляд был прикован к Джошу. Вошла женщина с жестянками, которые она открыла и вывалила их содержимое в котелок, потом помешала варево деревянной ложкой. Наконец старик сказал:

— Похоже, что кто-то все-таки разбил вам морду, мистер. Полагаю, что у города было бесплатное представление, а? — Он ухмыльнулся и засмеялся высоким, кудахчущим смехом. Нервы Расти как-то успокоились; он перестал думать, что сегодня будет какая-то перестрелка. — Я принесу нам котелок с кофе, — сказал старик и вышел из комнаты.

Джош подошел, чтобы погреться у огня, и женщина стремительно отшатнулась от него, как будто он разносил чуму. Не желая пугать ее, он пересек комнату и встал у окна, глядя на море пней и на одиноко стоящее дерево.

— Меня зовут Сильвестр Мууди, — сказал старик, возвратившись с подносом и неся на нем коричневые глиняные кружки. — Люди называют меня Слай, в честь того парня, который умел делать все в той многосерийной потасовке.

Он поставил поднос на маленький сосновый столик, потом подошел к каминной полке и взял толстую асбестовую перчатку. Надев ее, он протянул руку в камин и снял с гвоздя, вбитого в заднюю стену, обожженный металлический кофейник.

— Хороший и горячий, — сказал он, и начал разливать черную жидкость в чашки. — Молока или сахара у нас нет, так что и не просите. — Он кивнул на женщину. — Это моя жена, Карла. Она всегда нервничает по поводу незнакомцев.

Расти взял одну из горячих чашек и выпил кофе с огромным удовольствием, хотя жидкость была настолько крепкой, что могла бы свалить Джоша в борцовском матче.

— Почему одно дерево, мистер Мууди? — спросил Джош.

— А?

Джош все еще стоял у окна.

— Почему вы оставили это дерево? Почему не срубили его, как и остальные? Слай Мууди взял чашку кофе и подал ее замаскированному гиганту. Он очень старался не смотреть на исполосованную белым руку, которая приняла чашку.

— Я живу в этом доме около тридцати пяти лет, — ответил он. — Это долгое время для житья в одном доме, на одном куске земли, а? О, у меня было отличное кукурузное поле вон там, сзади. — Он махнул в сторону задней части дома. — Мы выращивали немного табака и несколько грядок бобов, и каждый год я и Джинетта выходили в сад и… — Он остановился, заморгал и глянул на Карлу, которая смотрела на него широко раскрытыми глазами, явно шокированная. — Извини, дорогая, — сказал он. — Я имею в виду, я и Карла выходили в сад и приносили оттуда корзины прекрасных овощей.

Женщина, кажется, удовлетворенная, перестала помешивать в котелке и вышла из комнаты.

— Джинетта была моя первая жена, — объяснил Слай в полголоса. — Карла появилась примерно через два месяца после того, как все это случилось. Когда я однажды шел по дороге к ферме Рея Фитерстоуна — это около пяти миль отсюда, полагаю, — я наткнулся на машину, которая съехала с дороги и стояла, наполовину обгоревшая, в сугробе. Ну, там был мертвый мужчина с синим лицом, а рядом с ним женщина, почти мертвая. На ее коленях лежал труп французского пуделя с выпущенными кишками, а в руке она сжимала пилку для ногтей. Я не хочу рассказывать вам, что она сделала, чтобы не замерзнуть. Так или иначе, она была настолько сумасшедшей, что не знала ничего, даже собственного имени или откуда она. Я назвал ее Карла — как первую девушку, которую я поцеловал. Она просто осталась, и теперь она думает, что живет на этой ферме со мной тридцать пять лет. — Он покачал головой, его глаза потемнели, и к нему вернулись часто посещавшие его мысли. — Тоже забавно — та машина была «Линкольн Континенталь», и когда я нашел ее, она была увешана бриллиантами и жемчугом. Я сложил все эти побрякушки в коробку из- под обуви и продал их за мешки муки и бекон. Думаю, что она никогда не увидит их снова. Приходили люди и растащили части машины, одну за одной, так что ничего не осталось. Так лучше.

Карла вернулась с несколькими мисками и начала ложкой разливать в них варево.

— Плохие дни, — мягко сказал Слай Мууди, глядя на дерево. Потом его глаза начали проясняться, и он