принимая его.
— Вы не убийца, сэр, — сказал Мэтью, взяв башмак. — Если бы вы действительно решили проломить мне голову, вы бы не выдали свое присутствие, убрав фонарь. Можно спросить, зачем вы здесь оказались?
— Я… только что мы совещались с Бидвеллом. Он хочет, чтобы я занялся избавлением от трупа Пейна.
— И вы решили посмотреть, нельзя ли использовать источник? Я бы не стал. Можно как следует нагрузить труп железом, но вода наверняка будет заражена. Если только… не в этом ваша цель.
Мэтью надел рубашку и стал ее застегивать.
— Нет, это не моя цель, хотя я действительно думал, нельзя ли использовать источник. Пусть я хочу смерти Фаунт-Рояла, но я не хочу быть причиной смерти его жителей.
— Поправка, — сказал Мэтью. — Вы хотите избежать
— Да, так.
— Что ж, тогда вы понимаете, что растянули мистера Бидвелла над очень большой бочкой?
— Как? — наморщил лоб Уинстон.
— Вам с ним обоим известна важная информация, которую он предпочел бы не открывать жителям. На вашем месте я бы извлек из этого максимум. Вы же искусны в составлении контрактов?
— Да.
— Тогда просто составьте контракт между вами и Бидвеллом на уничтожение трупа. Впишите туда все, что вам хочется, и начните торговаться, понимая, однако, что вряд ли вы получите все, чего считаете себя достойным. Однако рискну предположить, что ваш образ жизни несколько улучшится. А имея подпись Бидвелла на контракте столь… деликатной природы, вам не придется опасаться потери должности. На самом деле вас даже повысят. Где сейчас тело? Все еще в доме?
— Да. Спрятано под матрасом. Бидвелл так плакал и стонал, что я… вынужден был ему помочь его туда сунуть.
— Это была первая ваша возможность обсудить условия. Надеюсь, что вторую вы не упустите.
Мэтью сел на траву, чтобы надеть чулки.
— Бидвелл никогда не подпишет контракт, уличающий его в сокрытии улик убийства!
— Без особого удовольствия — это да. Но подпишет, мистер Уинстон. Особенно если поймет, что вы — его доверенный в бизнесе человек — сами займетесь решением проблемы, никого не привлекая. Это его главная забота. Он также подпишет, если вы заставите его понять — твердо, но дипломатично, как я надеюсь, — что эта работа не будет и не может быть выполнена никем, кроме вас. Можете подчеркнуть, что контракт за его подписью — формальность для вашей защиты перед законом.
— Да, это звучит убедительно. Но он же будет знать, что я этим контрактом смогу и в дальнейшем на него давить!
— Конечно, будет. Как я уже заметил, вряд ли вы в сколько-нибудь обозримом будущем потеряете свою должность в фирме Бидвелла. Может быть, он даже отошлет вас обратно в Англию на одном из своих кораблей, если вы этого хотите. — Закончив с надеванием чулок и башмаков, Мэтью встал. — А что вы на самом деле хотите, мистер Уинстон?
— Больше денег, — ответил Уинстон и задумался на минутку. — И честной оценки. Я должен быть вознагражден за хорошую работу. И должна быть признана моя заслуга в тех решениях, которые набили деньгами карманы Бидвелла.
— Как? — приподнял брови Мэтью. — Ни особняка, ни статуи?
— Я реалист, сэр. И знаю, что большего мне от Бидвелла не добиться.
— Ну, я бы сказал, что надо хотя бы попробовать выбить из него особняк. Что ж, приятно было побеседовать.
— Постойте! — окликнул Уинстон уходящего уже Мэтью. — А что вы предлагаете мне сделать с трупом Пейна?
— Честно говоря, у меня не было предложений, и мне все равно, что вы будете с ним делать. Но я бы сказал… что земля под домом Пейна — такая же земля, как та, что заполняет кладбищенские могилы. Я знаю, что у вас есть Библия, и вы считаете себя христианином.
— Да, это правда. Да… еще одно, — успел добавить Уинстон, пока Мэтью не повернулся уходить. — Как мы будем объяснять отсутствие Пейна? И как искать убийцу?
— Объяснение оставляю на ваше усмотрение. А насчет поиска убийцы… насколько я могу судить, Пейн крутил с чужими женами. Я думаю, что врагов у него здесь было предостаточно. Но я не магистрат, сэр. Это обязанность мистера Бидвелла — подавать дело в суд. А до тех пор… — Мэтью пожал плечами. — Доброй ночи.
— Доброй ночи, — сказал Уинстон ему вслед. — И приятно вам поплавать.
Мэтью направился прямо в дом Бидвелла, к ставням библиотеки, которые оставил отпертыми, открыл их и поставил фонарь на подоконник. Потом он осторожно влез в окно, стараясь не рассыпать по дороге шахматы. Взяв фонарь, он поднялся к себе и лег, разочарованный полным отсутствием следов пиратского золота, но надеясь, что завтра — или уже сегодня, точнее говоря, — покажет ему путь в лабиринте осаждающих его вопросов.
Когда загремел петушиный хор утра пятницы, Мэтью проснулся с ускользающим впечатлением сновидения, но в памяти ясно остался только один образ: Джон Гуд, который рассказывает о найденных монетах и говорит: «Мэй забрала себе в голову, что мы сбежим во Флориду».
Он встал и посмотрел в окно, на красное солнце на востоке. Появились несколько тучек, но не черных, не чреватых дождем. Изящными галеонами плыли они по розовеющему небу.
Страна Флорида, подумал он. Испанские владения, нить к большим — хотя презираемым англичанами — городам Мадриду и Барселоне. И еще — нить к португальской родине Рэйчел.
Он вспомнил голос Шоукомба, говорящий: «Ты знаешь, что испанцы сидят в этой стране, Флориде, меньше семидесяти лиг отсюда. И у них есть шпионы во всех колониях, и те шпионы распускают вести, что любая черная ворона, которая улетит от хозяина и доберется до Флориды, станет свободным человеком. Слыхано такое? Эти испанцы то же самое обещают всем разбойникам, убийцам, любой людской мерзости».
Семьдесят лиг, подумал Мэтью. Примерно двести миль. И не просто двухсотмильная увеселительная поездка. А дикие звери, а дикие индейцы? С водой трудностей не будет, а еда? А крыша над головой, если снова откроются шлюзы небесные? По сравнению с таким путешествием его с магистратом бегство по грязи из таверны Шоукомба покажется послеполуденной прогулкой по роще.
Но неоспоримо, что другие проходили этот путь, и оставались в живых, и шли куда дальше, чем за двести миль. Мэй — пожилая женщина, и она не колеблется бежать. Но все-таки это ее последняя надежда на свободу.
Ее последняя надежда.
Мэтью отвернулся от окна, подошел к тазу с водой на комоде и обильно плеснул себе в лицо. Он сам не очень понимал, о чем думает, но эта мысль — какова бы она ни была — была самой нелогичной и безумной за всю его жизнь. Он никак не охотник и не кожаный чулок, и к тому же он гордится званием британского подданного. Так что можно бы начисто стереть из головы все следы таких ошибочных и неумных размышлений.
Он побрился, оделся и пошел взглянуть на магистрата. Последнее лекарство доктора Шилдса оказалось весьма действенным, поскольку Вудворд все еще странствовал в полной сумрака области Нодд. Но прикосновение к его обнаженной руке наполнило Мэтью горячей радостью: ночью лихорадка оставила магистрата.
Завтракал Мэтью в одиночестве. Он съел тарелку омлета с ветчиной, запив ее чашкой крепкого чая. Потом он вышел из дому на серьезное дело: он собирался встретиться с крысоловом в его отлично прибранном гнезде.
Утро было теплым и солнечным, хотя вереница белых облаков плыла по небу. На улице Трудолюбия Мэтью прибавил шагу, минуя стоянку Исхода Иерусалима, но там не было видно ни самого проповедника, ни
