— Здесь и без лампы достаточно светло, — сказала Мисси.

— Вы сидите спиной к окну, мисс Райт, а я хочу видеть ваше лицо.

Мисси замолчала и снова стала осматривать комнату и Джона Смита. Как обычно, от него приятно пахло, хотя пыль и грязь на его одежде и стертая кожа на левом запястье свидетельствовали о том, что все утро он занимался какой-то тяжелой работой.

Хозяин подал чай в эмалированных кружках и печенье в разукрашенной жестяной коробке, в которой, видимо, оно и продавалось. Все это делалось без чувства неудобства или неловкости в движениях. Когда он понял, что ему не нужно будет вставать, чтобы еще что-то подать мисс Райт, так как она сказала, что все в порядке, Смит взял кружку в руку, насыпал в тарелку горсть печенья, пододвинул к себе «кожаное» кресло, и сел за стол, оказавшись очень близко от Мисси.

— Ну почему, почему вы хотите выйти замуж за меня, мисс Райт?

— Я люблю вас, — ответила Мисси, словно удивленная его непонятливостью.

Он смутился и перевел взгляд с нее на окно, как будто не хотел, чтобы она заметила неискренность в его глазах:

— Это смешно, — наконец сказал он, покусывая губы.

— Я бы сказала, что это очевидно.

— Мадам, как вы можете любить кого-то, даже не зная его! Это смешно.

— Я знаю о вас достаточно и знаю, за что я вас люблю, — ответила Мисси уверенно. — У вас доброе сердце, у вас есть стержень, вы чисты, вы понятны. И в вас достаточно поэзии, раз вы решили жить в таком месте.

Он моргнул и воскликнул:

— Господи! — а потом рассмеялся. — Я должен заметить, что это самый интересный перечень моих добродетелей, который я когда-либо имел удовольствие слышать. Самое лучшее в нем — чистота.

— Это важно, — спокойно согласилась Мисси.

Он выглядел так, будто собирался выразить еще большее удивление, но с усилием сдержался.

— Я боюсь, что не смогу жениться на вас, мисс Райт.

— Почему?

— Почему? Сейчас я постараюсь объяснить вам, — ответил он и слегка подался вперед в кресле. — Вы видите перед собой человека, который счастлив, счастлив первый раз в жизни. Это были бы пустые слова, будь мне двадцать, но я приближаюсь к пятидесяти, и мне полагается немного счастья. Наконец — то я живу так, как хочу, делаю то, что всегда хотел делать, но не было ни времени, ни возможности; и самое главное — я живу один ! Ни жены, ни родственников, никаких жильцов. Даже без собаки. Только я. И мне безумно это нравится! Разделить это с кем-то — значит все испортить. И вообще я собираюсь соорудить прочные ворота в начале дороги к моему дому, и пусть весь мир останется за ними. Жениться! Никогда.

— Это не было бы слишком долго, — сказала Мисси тихо.

— Даже день — это уже долго, мисс Райт.

— Я понимаю вас, мистер Смит, очень хорошо. Я тоже жила, отгородившись от всех, но мне это надоело. Но ни за что не поверю, что ваша жизнь была такой же скучной, бесцветной и однообразной, как моя. О, я не хочу сказать, что со мной плохо обращались, что мне хуже, чем остальным дамам Миссалонги. У нас у всех одинаково скучная, бесцветная, однообразная жизнь. Но я больше не хочу так жить, мистер Смит! Я хочу немного пожить нормальной жизнью. Мне немного осталось. Вы понимаете меня?

— Черт, еще бы! Но если вам хочется выйти замуж, почему бы вам не сделать предложение какому- нибудь вдовцу или холостяку из Байрона? Там наверняка есть такие. — С каждым словом он, как улитка, постепенно уползал в свою раковину, и ему уже казалось, что он сможет выпутаться из этой неприятной ситуации, не потеряв ни свою свободу, ни уважение к себе.

— Это будет еще худшая судьба, потому что ничего не изменится. Я выбрала вас, потому что вы живете так, как мне хотелось бы — вдали от людей, вдали от города, чопорности, сплетен. Поверьте, мистер Смит, я не хочу разрушать ту жизнь, которую вы создали здесь для себя. Наоборот, я изменю свой образ жизни! Я не буду камнем у вас на шее. Я обещаю, что не буду надоедать вам. И ведь это не навсегда. Год. Всего лишь один год!

— Вы поживете год так, как вы мечтали всю жизнь, потом тихонько соберетесь и вернетесь в свое болото? — почти насмешливо заметил он.

Мисси выпрямилась в кресле, вся ее фигура выражала глубокое величие.

— Мне осталось жить всего год, мистер Смит, — произнесла она.

Он взглянул на нее с невыразимой жалостью, как будто сейчас он узнал самую большую ее тайну. Как бы жестоко это ни было, она решила воспользоваться своим преимуществом и продолжала:

— Я знаю, что вам очень не хочется делить этот рай с кем-то. Будь он мой, я бы тоже ревностно охраняла его. Но постарайтесь и вы понять меня, пожалуйста! Мне тридцать три года, и у меня никогда не было того, что другие женщины либо принимают как должное, либо просто не хотят иметь. Я старая дева! Это самое ужасное для любой женщины, и обычно женщина остается одна, если она бедна и уродлива. Если бы я была только бедна или только некрасива, многие бы мужчины все равно могли бы взять меня в жены, но оба эти недостатка — слишком много. Если мне удастся преодолеть свои комплексы, я могу предложить мужчине намного больше, чем любая другая женщина, уверенная в своей красоте и богатстве. Я буду связана с мужем не только узами любви, но и благодарности. Если бы я прямо сейчас могла доказать тебе, как мало ты теряешь, женившись на мне, и как много приобретаешь! У меня есть здравый смысл, я не преувеличиваю свое значение. И я изо всех сил постараюсь быть твоим лучшим другом и любовницей.

Он резко поднялся и встал, упершись взглядом в дверь, и заложил руки за спину.

— Женщины, — изрек он, — лживы, болтливы, лицемерны и глупы. Меня не беспокоит, даже если я до конца дней своих не увижу ни одной женщины. А любовь мне не нужна! Все, что мне нужно, — это быть одному! — Кажется, он подумал, что это звучит вполне убедительно, поэтому, поразмыслив, грубо добавил: — Как вы мне докажете, что говорите правду?

— Знаете, мистер Смит, в списке женихов Байрона вы явно не под первым номером! Вас считают всем, чем угодно, — от закоренелого преступника до оригинала, а кроме того, всем известно, что вы не богаты. Зачем же мне лгать?

Мисси открыла сумочку, выудила оттуда аккуратно сложенный листок бумаги, который она взяла со стола в кабинете доктора Паркинсона, поднялась .и подошла к Смиту.

— Вот, прочтите. Вы знаете, что я больна. Вы ведь были свидетелем моего первого припадка. И я прекрасно помню, что, когда я встретила вас на следующий день, я сказала вам, что собираюсь в Сидней к врачу-кардиологу. Это заключение о моем состоянии. Я украла его. Во-первых, я не хочу, чтобы мои мама и тетя знали о моей болезни. Я не хочу их волновать, не хочу, чтобы меня насильно держали в кровати, не хочу суеты. Поэтому им я сказала, что у меня ущемлен спинной нерв. Если я смогу придерживаться этой лжи, они и дальше будут верить, что это причина моей болезни. Во-вторых, я украла это заключение для вас. Я знала, что приду сделать вам предложение, и знала, что мне нужно будет доказать мою правдивость. На нем только имя врача, но если вы приглядитесь, то увидите, что имени пациента там никогда не было. Я не стирала его.

Он взял бумагу, развернул ее и быстро прочел. Затем внимательно посмотрел на Мисси.

— Если не замечать, какая вы худая, то выглядите вы довольно здоровой, — все еще с сомнением в голосе произнес он.

Мисси молилась, чтоб он ничего не понимал в медицине.

— Между припадками я, правда, здорова. Эта болезнь не из тех, которые подтачивают силы постепенно, она как бы нападает. Покалывание в сердце — и кровь не движется по венам. Именно это, как я узнала, убьет меня. Больше я ничего не знаю — доктора не любят много рассказывать своим пациентам, особенно выносить смертельные приговоры.

Мисси застонала и начала входить в роль с истинно актерским апломбом:

— Однажды я просто погасну, как луч света, — она подняла на него молящий взгляд. — Я не хочу умирать в Миссалонги! — жалобно протянула она. — Я хочу умереть в объятиях человека, которого я люблю!

Смит решил не отступать и попробовать другой способ:

— А может быть, доктора ошибаются?