Существует теория, пользующаяся поддержкой некоторых ученых, которая кажется мне интересной: предположение, что на карнизе произошла последняя встреча, и братья в конце концов обнялись, расставшись в слезах.

Это возвращает нас к надписи на скале.

Первая ее часть – это возглас страдания, часто используемый героями классической греческой трагедии. Затем: О Демосфен! Большинство историков видят в этом дань Кристофера Сима ораторским способностям брата, и, следовательно, демонстрацию прощения: я страдаю, о Демосфен! Вот о чем, по- видимому, говорит надпись. Что также свидетельствует в пользу версии о последнем расставании на карнизе, сопровождавшемся проявлениями горечи и любви, которые и должна была породить подобная встреча.

Но у меня есть сомнения. В конце концов, Демосфен убедил своих сограждан вступить в бессмысленную и самоубийственную войну с Александром Великим!

И если мы не поняли этого восклицания, то, мне кажется, Тариен понял бы.

Нас всегда интересовали отношения Таннер и Сима, причина того, что она неустанно разыскивала его столько лет. Мне кажется, в этом было нечто большее, чем просто сострадание или верность. Чейз склонна видеть здесь романтическую ноту.

– Таннер его любила, – сказала она мне однажды, когда снаружи бушевал ветер и в камине взлетали языки пламени. – Она нашла его. Я уверена. Она бы не сдалась...

Возможно.

Я всегда подозревал, что Таннер участвовала в заговоре. Именно она, а не безымянный офицер или член экипажа, видела Колесо. И ею двигала больше вина, чем любовь.

Во всяком случае, он не вернулся. После Ригеля о Кристофере Симе больше никто не слышал. Иногда я думаю о нем, стоящем на той скале, и больше всего в жизни мне хочется верить, что она спустилась к нему, как гром среди ясного неба, и забрала его оттуда. Мне нравится так думать. Хотя я в это не верю.

И, наконец, Гейб.

В данное время бортовой журнал «Корсариуса» и личная записная книжка Кристофера Сима, исписанная его почерком, выставлены в экспозиции Института Аккадии. В крыле Габриэля Бенедикта.

Скиммер описал дугу, спускаясь в долину Святого Антония, облетел аббатство и сел на посадочной площадке для посетителей возле статуи Девы перед административным Зданием. Высокий смуглый человек выбрался из кабины пилота, замигал от солнечного света, оглядел группу строений – спальни, библиотеку и церковь, без видимого порядка разбросанные по склонам долины.

Молодой человек в красных одеждах стоял в стороне, наблюдая за вновь прибывшим. Вдруг он быстро подошел к посетителю.

– Мистер Скотт?

– Да.

– Добро пожаловать к Святому Антонию. Меня зовут Микель Дюбей, я представитель аббата.

Обычно Микель смягчал официальность своего заявления дополнительным замечанием, что он послушник. Однако, манеры Скотта не вызывали на откровенность.

– Мы приготовили для вас келью.

– Спасибо. Я не останусь на ночь.

– Вот как? – озадаченно произнес юноша. – Я понял, что вы намереваетесь найти здесь пристанище.

– Да, – ответил Скотт, неожиданно заметив присутствие послушника. – В некотором смысле. Но это займет только полчаса или около того.

Микель стиснул зубы, пытаясь взять себя в руки.

– Аббат пожелал, чтобы я оказал вам любую помощь.

С сильно бьющимся сердцем Хью Скотт последовал за проводником мимо жилых помещений и зоны отдыха. В вечернем воздухе раздавались крики игроков в мяч. Навстречу им прошли два священника, одетых в белое, приветливо поздоровавшиеся с Микелем и его подопечным. До Скотта донеслись обрывки их беседы, которая, по-видимому, имела отношение к физике высоких энергий.

Зазвонил колокол. Большая птица на дереве громко захлопала крыльями, свалилась вниз, ударилась о землю, поднялась на громадные, изогнутые углом ноги и умчалась прочь.

– Она пришла за одним из наших отцов, проведших девять дней поста в горах, – объяснил послушник. – Мы пытаемся поймать ее и отправить обратно.

– Никогда не видел ничего подобного, – задумчиво сказал Скотт. Глядя на склон горы, он, возможно, совсем не думал о птице, он даже не осознал ее появление.

– Птица с покосов, – прибавил Микель и умолк.

Дорожка извивалась в рощицах цветущего кустарника и карликовых деревьев. Они повернули, пошли вверх по склону. На гребне холма, за железной оградой, Скотт увидел ряды белых крестов.

Он замедлил шаг. День выдался чудесный, а послеобеденное время предназначено для наслаждения, его надо смаковать! Кровь быстрее заструилась вето жилах.

У входа стояли мраморные скамьи, где, очевидно, предполагалось плодотворно размышлять о быстротечности жизни. Взгляд Скотта скользнул к арке, за которой отцы завершали свой последний путь. На