— Оно известно мне. Это человек с севера, который никогда не посягнул на жизнь или собственность сыновей краснокожих скво.

— Как бы то ни было, мы не можем дать свободу пленникам, но если Олд Шеттерхэнд убьет вождей, он погибнет у столба пыток вместе с теми, кого он назвал своими гостями.

— Мои братья шутят, — ответил я, про себя решив, что пора выкладывать последний козырь в затянувшейся игре. — Разве кто-нибудь из вас захочет напасть на Олд Шеттерхэнда? Разве вы забыли, что в стволе его ружья спрятаны души всех ракурроев?

Краснокожие смутились. Однако на их лицах, как я ни вглядывался в них, не было и следа ненависти или злобы. Я вел себя мужественно, согласно индейским понятиям о чести, поэтому для них не было позора в том, что они вели со мной переговоры.

— Пусть наш бледнолицый брат подождет, пока мы не вернемся, — сказали они и снова ушли.

На этот раз они совещались не более получаса. Те же трое старейшин, приблизившись ко мне, сказали:

— Мы даем свободу Олд Шеттерхэнду и его гостям на одну четвертую часть солнца!

Итак, ракуррои вспомнили о старом индейском обычае и не преминули воспользоваться им. Отпустив пленников на свободу на шесть часов, они собирались потом устроить на них охоту, в которой примут участие все воины племени. Поступив так, они спасали своих вождей, у нас же времени было слишком мало, чтобы уйти далеко. Воинственных команчей ждала славная потеха, и они наверняка уже предвкушали сладостные мгновения погони. Однако мы имели право покинуть их стойбище только к вечеру и скакать всю ночь, пока преследователи рыскали в темноте наугад. Было бы глупостью не согласиться на такие условия, но я все же решил поторговаться.

— Олд Шеттерхэнд согласен, но с условием, что его гостям вернут оружие.

— Они его получат.

— Моих гостей схватили, хотя они не замышляли ничего плохого. Вожди же должны получить свободу, хотя пытались убить меня. Такой обмен несправедлив.

— Чего еще требует наш белый брат?

— За удар ножом вожди дадут нам трех лошадей, которых я сам выберу из табуна. Им же я оставлю трех наших.

— Мой брат хитер, как лиса. Он знает, что его лошади устали, но пусть будет так, как он того хочет. Когда Олд Шеттерхэнд освободит вождей?

— Они будут свободны в то же мгновение, когда мы покинем стойбище краснокожих братьев.

— Вернет ли он нам души, заколдованные на белом листке и спрятанные в ствол ружья?

— Олд Шеттерхэнд дает слово, что не выстрелит их в воздух.

— Пусть Олд Шеттерхэнд уезжает куда хочет. Он великий воин и так же хитер, как и силен. Наверное, мозги вождей застилал туман, если они согласились выкурить с ним трубку мира. Хуг!

Теперь я мог уйти. Я медленно шел сквозь строй краснокожих к вигваму, где меня ждали друзья. Как только я переступил порог, они сразу же поняли, что я добился желаемого, однако молча смотрели на меня.

— Нам дали свободу на шесть часов.

— Свобода! — запрыгал как мальчишка Боб, и вдруг его радость как рукой сняло. — Только на шесть часов? А потом индейцы снова схватят массу Бернарда и Боба?

— Да, — с сомнением в голосе протянул Сэм. — Вот ведь незадача, крепко мы влипли! За шесть часов далеко не уйдешь, особенно пешком. А как быть с моей Тони?

— Ты получишь ее и все, что тебе принадлежит, так же, как и Виннету. Остальные лошади слишком устали, и хотя не хочется оставлять им моего мустанга, я договорился, что сам выберу трех лошадей из табуна.

— Чарли, ты умница! — рассмеялся Сэм. — Почему ты не пошел в купцы? Ты мог бы продавать снег зимой! Как тебе это удалось? Целых шесть часов времени и пять свежих лошадей! Этого вполне хватит, чтобы натянуть нос краснокожим. Надеюсь, ты не ударишь в грязь лицом и не выберешь на радостях старых козлов вместо коней.

Пока он зубоскалил, снаружи послышалось невнятное бормотание. Я выглянул из вигвама и увидел старуху, которая готовила для меня еду.

— Пусть бледнолицый идет за мной, — позвала она.

— Куда?

— Пойдем, я провожу тебя к Ма-Раму.

Я не мог не откликнуться на этот зов и пошел за старухой. У вигвама, в котором жили вожди, меня ждал верхом на коне Ма-Рам. Рядом стоял мой мустанг.

— Пусть мой брат следует за мной, я покажу ему, где пасется табун вождей,

Так вот, значит, в чем было дело! Я вскочил в седло и последовал за Ма-Рамом в прерию, где находился небольшой табун. Юноша ловко набросил лассо на вороного жеребца и подвел его ко мне.

— В прерии нет лучше коня, чем этот. Ма-Рам получил его от отца и дарит его Олд Шеттерхэнду за то, что он не отнял у него скальп.

Поистине королевский подарок был для меня неожиданностью. Такого вороного жеребца невозможно было догнать! Я поблагодарил юношу и, тут же выбрал лошадей для Бернарда и Боба. Виннету и Сэм, насколько я их знал, все равно ни за что не согласились бы на обмен.

На обратном пути Ма-Рам остановился у своего вигвама и пригласил меня войти. Я охотно принял его приглашение и прошел внутрь, где меня угостили пресным хлебом, так хорошо выпекаемым индейцами и считающимся у них лакомством. Уже прощаясь и выйдя из вигвама, я увидел темноглазую девушку, ту самую, что утром выглядывала из вигвама, когда я расправлялся с моими часовыми. Сейчас она приторачивала к моему седлу переметную суму с провизией. Заметив меня, девушка зарделась от неожиданности встречи.

— Кто ты, прекрасная дочь ракурроев?

— Я Чистый Родник, дочь вождя Рогатого Быка.

Прошу тебя принять мой дар в благодарность за то, что ты пощадил моего брата Ма-Рама.

— Пусть великий Маниту подарит тебе много счастья и много солнц, прекрасный цветок прерии. Твои глаза ясны, а лоб чист, пусть же и жизнь твоя будет ясной и чистой.

Когда я вернулся к друзьям, все пришли в восторг от вороного жеребца.

— Чарли! — восклицал Сэм. — Он действительно хорош. Если говорить честно, он может даже сравниться с моей Тони, разве что у него только хвост подлиннее да уши покороче. Теперь у нас есть все. Пора в путь, а там посмотрим, чья возьмет. Старик Сан-Иэр еще покажет краснокожим, на что он способен.

Когда все было готово к отъезду, мы сняли путы с наших пленников.

— Масса, поскорее! — поторапливал нас Боб. — Быстро прочь отсюда, чтобы индеец не схватил нас всех снова. Боб не хочет, чтобы его зажарили и съели.

Вожди ракурроев даже не шевельнулись, пока мы не покинули вигвам. Мы сели на коней и помчались по стойбищу, которое, казалось, вымерло. На глаза нам не попался ни один индеец, хотя, несомненно, все племя наблюдало за нами. Мне почудилось, что из-за полога вигвама Рогатого Быка выглядывают четыре темных глаза… Не менее сотни сердец нетерпеливо стучали, ожидая поры, когда будет разрешено пуститься в погоню за нами, но два сердца желали нам счастья и удачи!

Путешествуя вдоль Колорадо, мы благополучно пересекли обширные владения индейцев пайютов и уже приближались к восточным отрогам Сьерра-Невады. Там, на берегу озера Моно, мы собирались остановиться и дать отдых измученным дальней дорогой лошадям. За нашей спиной остались земли команчей, горные хребты, пустынные солончаки и обширные прерии.

Что же заставило нас отправиться в Калифорнию? Что привело нас в края, столь далекие от прерий Запада? Во-первых, Бернард Маршалл надеялся отыскать там своего брата, во-вторых, мы полагали, что оба Моргана, лишившись на Пекос всей своей добычи, устремятся в эту богатую золотом страну, чтобы быстро поправить свои дела.

И у нас были более чем серьезные причины так полагать.