свободен, что в него можно просунуть руку до плеча, и тогда краснокожие, свесившись набок, могут пустить стрелу из-под конской шеи или даже из-под брюха. Благодаря длительным упражнениям они не знают промаха.

Наше внимание было приковано к военным играм краснокожих, и я всего лишь один раз случайно бросил взгляд назад — к счастью, как нельзя более вовремя. Двое всадников, вглядываясь в следы команчей, медленно спускались к берегу на опушке леса.

— Джентльмены! К нам едут незваные гости, — предостерег я товарищей.

Все посмотрели назад, а Хоблин воскликнул:

— Да ведь это капитан с Санчесом!

— В лес! Все в лес, а мы с Виннету заметем следы.

Через мгновение все наши спутники уже спрятались в густых зарослях, а мы с Виннету остались у опушки, чтобы следить за так внезапно свалившимися на наши головы разбойниками. Они уже поравнялись с нами и, скорее всего, проследовали бы дальше, не раздайся в ту же минуту боевой клич команчей, ужасающий, свирепый, больше похожий на вой диких зверей. Оба всадника замерли на месте, осторожно выглянули из-за поворота тропы, а затем отступили назад и остановились там, где раньше находились мы. Мы с Виннету было поползли к нашим спутникам, но тут мне пришла в голову одна мысль, которую я решил немедленно осуществить.

Там, где стояли капитан и его сообщник, высился огромный старый клен, вокруг которого стеной поднималась молодая поросль. Мне удалось незаметно приблизиться к разбойникам и подслушать их беседу.

— Это команчи, — говорил капитан. — Они нам не страшны, но прежде следует выяснить, кто те белые, с которыми сидят их вожди.

— На таком расстоянии невозможно рассмотреть их лица, — отвечал тот, кого Хоблин назвал Санчесом.

— Мы узнаем их по одежде. Одного из них я вижу впервые, а второго заслоняет вождь.

— Капитан, посмотрите на ту соловую лошадь, что стоит рядом с конями вождей. Что вы о ней скажете?

— Черт возьми! Да ведь это лошадь нашего лейтенанта.

— И мне так показалось. Значит, один из них — Патрик.

— Вон он выглянул из-за вождя, я узнаю его клетчатую рубаху. Что будем делать, Санчес?

— Если бы я знал ваши намерения, то, может быть, что-нибудь и придумал бы.

— Ну что же, днем раньше или днем позже мне все равно бы пришлось открыться тебе. Я знал, что среди нас есть несколько человек, которым нельзя доверять, поэтому не хотел держать главные сокровища в лагере. Подальше положишь — поближе возьмешь, ха-ха! Поэтому я зарыл их неподалеку отсюда, и то место знают только двое — я и лейтенант. Он хотел встретиться с отцом, но назначил ему встречу не в нашем лагере, а на Пекос. Мне это показалось подозрительным, а когда он после нашей последней вылазки на Льяно-Эстакадо, не заезжая в лагерь, отправился прямо сюда, я убедился, что он собирается самым подлым образом обворовать нас и завладеть нашими сокровищами. Индейцев он встретил случайно — в этом нет сомнений, но что теперь делать? Подъехать к ним прямо сейчас и сразу же пристрелить за предательство или понаблюдать за ним и прихватить на горячем?

— Последняя мысль более дельная, капитан. Если мы подойдем к нему прямо сейчас и обвиним в воровстве и предательстве, он отопрется и скажет, что приехал сюда только для встречи с отцом. А потом станет втрое осторожнее, и мы не сможем схватить его за руку. Нас двое, их тоже двое. А индейцам доверять не стоит, так что неизвестно, чья возьмет.

Я прекрасно понял замысел Санчеса: он из кожи вон лез, чтобы отговорить капитана от мысли расправиться с Патриком на месте и пройти с ним в долину — узнать, где спрятаны сокровища.

— Ты прав. Ракуррои вступили на тропу войны и останутся здесь не более чем на час. Потом они поедут своей дорогой, а Патрик бросится к тайнику, но мы не позволим ему взять то, что принадлежит нам, если… если только сокровища все еще там.

— Если сокровища все еще там? Но кто может добраться до них, если лишь вы двое знаете, где тайник?

— Сан-Иэр и Олд Шеттерхэнд перехитрили нас. Они обвели нас вокруг пальца, как мальчишек.

— Но как они могли проникнуть в тайну?

— Очень просто. Я собирался послать вслед за лейтенантом Хоблина и был настолько неосторожен, что кое-что ему объяснил. Вильямс убит, а Хоблин исчез, поэтому я подозреваю, что он присоединился к вестменам, чтобы спасти собственную шкуру.

— Капитан, а не лучше ли нам обратиться за помощью к команчам?

— И открыть им нашу тайну, чтобы они сняли с нас скальпы и захватили наши сокровища? Давай не будем торопиться, у нас еще есть время все хорошенько обмозговать. Смотри, индейцы сели перекусить. Тащи-ка сюда вяленое мясо, а то у меня тоже брюхо от голода подвело.

Санчес повиновался и пошел за провизией к лошадям, а мне пришлось поспешить назад, чтобы остаться незамеченным.

Присоединившись к моим товарищам, я пересказал им все, что сумел услышать.

— А где же те трое, что поехали с лейтенантом грабить купцов? — спросил Сэм. — Насколько я помню, один из них должен был остаться с Патриком.

— Нет, об этом они не сказали ни слова. Возможно, Патрик разделался со своим сообщником, чтобы развязать себе руки. Но что нам теперь делать с капитаном и Санчесом?

— Они нам не помеха, Чарли, пусть едут дальше.

Но тут вмешался Виннету и сказал, покачивая головой:

— Пусть мои белые братья не забывают, что у них на голове только один скальп.

— И кто же осмелится снять его с моей головы? — спросил Сэм.

— Ракуррои — мои враги, но они смелые воины.

— Ну, им это не удастся. Они выступили в поход и скоро уберутся отсюда.

— Мой белый брат — отважный воин, но ему неизвестны пути команчей. Они идут на могилу своего вождя. Команчи-ракуррои каждый год навещают могилу в день гибели вождя. Он пал от руки вождя апачей Виннету.

Теперь я понял, почему Виннету следил за этим отрядом.

— Это не имеет значения, — сказал Сэм. — Если у них такие важные дела, то к чему им вмешиваться в чужие ссоры?

— Мне тоже не хочется зря проливать кровь, — высказался я.

— Мои белые братья поступят так, как посчитают нужным, — ответил апач, — но пусть помнят, что тот, кто щадит врага и убийцу, платит за это собственной кровью. Я все сказал! Хау!

Мне было неловко из-за того, что я не согласился с мнением Виннету, хотя в глубине души и признавал его правоту. Но в тот день уже пролилась кровь, и я внутренне противился мысли о том, что кровопролитие может повториться. К чему проливать кровь, пусть это даже кровь убийц и негодяев, если нет необходимости защищать свою жизнь?

Я все еще раздумывал, когда в лагере команчей послышались крики, свидетельствовавшие о том, что там произошло нечто в высшей степени неожиданное и необычное. Капитан и Санчес также встревожились и помчались к повороту тропинки. Я со всеми предосторожностями пополз к опушке и выглянул. То, что я увидел, встревожило меня, да так, что я чуть было не вскочил на ноги. Команчи столпились на берегу реки и, толкаясь, рассматривали что-то в реке. Спустя несколько минут они обступили вождей и обоих белых, а затем внезапно вскочили на лошадей и тронулись в путь.

— Что там случилось? — спросил Бернард, когда я вернулся.

— По-моему, течение принесло к ним труп Хольферта.

Виннету внимательно слушал, понимая, что наше присутствие больше не удержать в тайне, если только я действительно правильно угадал причину переполоха в лагере команчей-ракуррои.

— Мой белый брат уверен, что тело мертвого человека может проплыть так далеко? — спросил он.

— Думаю, что да. Река здесь глубокая, течение быстрое.

Не проронив ни слова, апач встал и исчез между деревьями. Наверняка он решил выйти к реке выше по