Душеньку! Я уважал ее и боготворил. Я считал ее лучшей, прекраснейшей и благоразумнейшей женщиной на всем свете. Я мог бы отдать за нее жизнь десять, сто, тысячу раз! Пойти в огонь и в воду! Но все кончено! Она больше не стоит этого, не стоит! Иметь такого мужа — и изменить ему! Да еще с таким, с таким…
— Так с кем?
— И вы не догадываетесь?
— Нет.
— Хм, понятно. Да уж, трудно поверить! Если бы им был я или какой другой белый! Но она предпочла вам краснокожего, что гораздо хуже чем плохо! Это же просто низость!
— Краснокожего, говорите вы? Молодой Орел еще спит, а кайова тут нет — он ушел. Вы его имели в виду?
— Да, его! Ваша жена ведь тоже ушла.
— И это все?
— Нет, еще много чего! Рассказать?
— Да, пожалуйста.
— Все произошло так: я рассердился на этого парня, потому что он вчера столько болтал с ней. Тогда я поделился с вами моими подозрениями. Я понял, что он хотел выведать все у вашей жены, чтобы потом сдать нас индейцам. Тогда я решил понаблюдать за ним. Я не спал всю ночь, дождавшись того момента, когда он проснулся ранним утром. Ваша жена тоже вышла из палатки. Обычно она молится утром и вечером, я это знаю. Она никогда не делает это в палатке, только на чистом воздухе. Она уходит подальше от посторонних глаз, чтобы никто ее не видел. Так и сегодня. Когда она удалилась, кайова встал и пошел следом. Это показалось мне подозрительным. Я выждал некоторое время, а когда ни он, ни она не вернулись, пополз за ними. Вы не можете представить себе, что я увидел!
— Что же?
— Они сидели на одном камне!
— И все?
— Бок о бок!
Он удивленно взглянул на меня и повысил голос:
— В задушевных объятиях!
— И все?
Тут он не выдержал:
— Они целовались!
— И все?
— Краснокожий целовал вашу Душеньку! — едва не орал Папперман.
— И все?
— А ваша Душенька целовала его! — проревел он мне в ухо.
— И все? Больше ничего? — спросил я спокойно.
В этот миг он попятился, всплеснул руками и завопил:
— Вот это да! Я и представить себе не мог! Он не бросился на меня с кулаками… Да он просто обезумел от ужаса! Он спятил, совершенно спятил! Кроме «И все?», я ничего не слышу!
— О, я могу сказать и другое, — засмеялся я. — Они ведь до сих пор сидят там, на камне?
— Надеюсь! И даже очень! Мы изобличим ее! Мы ошеломим ее вашим появлением!
— Давайте так и сделаем.
— Правда?
— Конечно, и сейчас же!
— Тогда идемте! Я проведу вас.
— Подождите еще секунду! Прежде я должен вас предупредить, что не буду так строг с этим индейцем, как вы, вероятно, ожидаете. В последние дни мы столько раз говорили о кайова… Вы знаете, что я у них пережил, когда был там в последний раз?
— Да. Все это знают. И ваша жена уже давно рассказала мне еще раз: вам суждено было умереть, и только благодаря дочери знаменитого воина, которого звали Одно Перо, вы спаслись.
— Верно. Эту дочь звали Какхо-Ото. Ей я обязан своей жизнью.
— Так ради нее вы готовы простить этому кайова то, что он сделал с вашей женой?
— Да.
— Послушайте! Так нельзя!
— Идемте!
— Так вы в самом деле и пальцем не пошевелите?
— Абсолютно.
Тут он воскликнул:
— Мистер Бартон, должен вам сказать, что… что… У меня есть просьба, большая просьба.
— Какая?
— Позвольте мне согнуть этого краснокожего негодяя в параболу и отвесить ему дюжину оплеух!
— Это доставит вам удовольствие?
— Величайшее, неописуемое!
— Ну хорошо…
— Вы не имеете ничего против?
— Ничего, абсолютно ничего.
— Ну, слава Богу! Уж я-то постараюсь! Ну, идемте! Скорее, скорее!
Он зашагал впереди, я — следом. Он вывел меня через заросли к маленькой полянке и затаился в тени последних кустов.
— Смотрите туда. Они еще сидят там! Как вам это нравится?
Душенька сидела с кайова на небольшом камне, положив правую руку ему на плечо. Он находился чуть ниже ее. Его голова нежно склонилась в ее сторону. Папперман взглянул на меня, ожидая приступа неистового гнева.
— Смеетесь? — спросил он тихо и настойчиво повторил: — Я спрашиваю вас совершенно серьезно: как вы это находите?
— Немного интимно, ничего больше, — ответил я.
— «Немного интимно»… — пробормотал он. — Ну а я скажу вам больше: с его стороны это преступно! А поскольку вы позволили мне отвесить ему дюжину оплеух, то я не буду медлить ни секунды.
Он продрался сквозь кусты и поспешил на поляну. С той же быстротой я последовал за ним. Индеец и Душенька тотчас поднялись. Папперман молча набросился на кайова и уже занес было правую руку, чтобы ударить, но я резко перехватил ее и крикнул:
— Стойте, дорогой друг! Не стоит забывать, что в подобных случаях предписано делать джентльмену. Если два джентльмена имеют намерение подраться, то прежде они непременно должны представиться друг другу.
— Зачем это? Мы и так знакомы. Этот краснокожий мерзавец, которого вы называете «джентльменом», знает, что я Макш Папперман, а я знаю, что он вовсе не джентльмен, а просто краснокожий мерзавец. Потому я могу…
— Но вы ведь не знаете его имени. Этот джентльмен, собственно говоря не джентльмен, а леди и зовут ее, насколько мне известно, Какхо-Ото. Вот так!
Я освободил его руку. Папперман безмолвно уставился на меня, будто онемел.
— Какхо-Ото? Не джентльмен, а леди!
— Именно так.
— Значит, дочь вождя по имени Одно Перо, которая в те давние времена спасла вам жизнь?
— Да, это она.
Папперман глубоко вздохнул:
— Такое может произойти только со мной — со мной, Макшом Папперманом! Будь оно проклято, это чертово имя! Я посрамлен на все времена! Я исчезаю! Я стану невидимым! — Он развернулся и помчался прочь. Достигнув кустарника, он на миг обернулся и крикнул: — Мистер Бартон, эта милая шутка, похоже, на