Олд Дэт срубил сухое деревце, мы ножами накололи щепы, и вскоре в свете маленького, мерцающего костра, горевшего почти без дыма, смогли рассмотреть пленника.

На нем были замшевые штаны, отделанные по швам бахромой, такая же охотничья куртка и мокасины. С бритой головы свисала скальповая прядь. Густо намазанное краской лицо пестрело черными и желтыми полосами. Нехитрое вооружение воина, состоявшее из ножа, лука и кожаного колчана со стрелами, Олд Дэт бросил подальше.

Индеец лежал неподвижно, с закрытыми глазами, словно мертвый.

— Мелкая рыбешка, — сказал Олд Дэт. — Рядовой воин, у которого нет знаков отличия. Нет у него и мешочка с «лекарствами», а это говорит о том, что он еще не получил имя или был его лишен за провинности. Скорее всего, его послали в разведку, чтобы дать возможность доказать храбрость, убить врага и вернуть себе имя. Тише, он шевелится.

Скрюченный до того пленник вытянулся и глубоко вздохнул. Почувствовав, что руки у него связаны за спиной, он передернулся, широко раскрыл глаза и попытался вскочить на ноги, но тут же снова рухнул на землю. Он обвел нас горящим взором, вдруг заметил Олд Дэта и непроизвольно вскрикнул:

— Коша-Певе!

— Да, это я, — ответил вестмен. — Краснокожий воин знает меня:

— Сыновья моего племени хорошо знают бледнолицего воина, он не раз гостил в их вигвамах.

— По раскраске на твоем лице я вижу, что ты из доблестного племени команчей. Как тебя зовут?

— Сын команчей лишился имени и никогда больше не сможет назваться. Он покинул лагерь, чтобы выследить врага и вернуть себе имя, но попал в плен к бледнолицым и навсегда покрыл себя позором. Поэтому он просит белых людей убить его. Краснокожий воин споет предсмертную песню, и из его уст не вырвется ни единого жалобного стона.

— Мы твои друзья и не можем сделать, как ты просишь. Я взял тебя в плен, но только потому, что в темноте не разглядел, что ты сын команчей. У нас нет вражды с твоим племенем. Ты будешь жить и совершишь много великих подвигов и вернешь себе имя, услышав которое твои враги будут падать замертво от страха. Ты свободен.

С этими словами Олд Дэт разрезал ремни на руках индейца. Мне казалось, что краснокожий должен был сейчас же вскочить на ноги, но тот так и остался лежать на земле, словно все еще стянутый путами.

— Сын команчей, — произнес он, — не может быть свободен. Он хочет умереть. Всади нож в его сердце!

— У меня нет ни причин, ни желания убивать тебя. Почему ты хочешь умереть?

— Потому что ты оказался хитрее и взял меня в плен. Воины команчей узнают об этом и изгонят меня из племени. Они скажут: «Сначала он лишился имени и „лекарства“, а теперь попался в руки к бледнолицым. У него слепые глаза и глухие уши. Он никогда не получит отличие воина».

Краснокожий произнес все это таким грустным голосом, что мне стало жаль его. Правда, я понимал далеко не все, так как он говорил на ломаном английском, перемежая его словами языка команчей, однако основную суть его речи уловил верно.

— Наш краснокожий брат не покрыл себя позором, — произнес я, вмешиваясь в его разговор с Олд Дэтом. — Попасть в плен к великому белому воину Коша-Певе — не позор, к тому же сыновья команчей никогда не узнают об этом. Наши губы никогда не выдадут твою тайну.

— Коша-Певе может подтвердить твои слова? — спросил индеец.

— Бледнолицый воин говорит правду, — ответил старик. — Мы скажем, что встретились и узнали друг друга. Я друг команчей, поэтому ты не совершил ошибки, открыто подойдя ко мне.

— Слова моего славного белого брата утешили меня. Я верю тебе. Теперь я могу вернуться к сыновьям команчей, не страшась, что меня изгонят из племени. И пока мои глаза видят солнце, я буду признателен бледнолицым.

Он сел, глубоко вздохнув, и, хотя густая боевая раскраска делала его лицо бесстрастным, как у истукана, мы почувствовали, что у него стало легче на сердце.

— Наш краснокожий брат видит, — продолжал Олд Дэт, — что мы его друзья и надеемся, что он тоже не считает нас врагами. Путь он в знак дружбы ответит на наши вопросы.

— Коша-Певе может спрашивать, я скажу правду.

— Мой краснокожий брат ушел из стойбища, чтобы убить врага или зверя и тем самым вернуть себе имя. Он шел один или с ним были другие воины?

— Со мною столько воинов, сколько капель в этой реке.

— Мой брат хочет сказать, что все воины команчей покинули свои вигвамы?

— Да. Они идут снять скальпы с врагов.

— Разве у команчей есть враги?

— Собаки апачи. Вонючие койоты напали на вигвамы команчей, и воины сели на коней, чтобы истребить подлых тварей.

Старейшие воины на совете решили выкопать топор войны. Потом шаманы спросили Великого Духа, и Маниту подтвердил волю старших. Копыта наших коней топчут земли от стоянок команчей до реки, которую белые называют Рио-Гранде. Четыре раза зашло солнце с тех пор, как топор войны пронесли от вигвама к вигваму.

— Наш краснокожий брат тоже выступил в поход с каким-нибудь отрядом?

— Мы разбили лагерь выше по течению. Несколько воинов пошли на разведку, чтобы проверить, нет ли поблизости собак апачей. Я поднялся вверх по реке и, учуяв лошадей бледнолицых, укрылся у кустах, чтобы посчитать вас, как вдруг на меня напал Коша-Певе и убил меня на короткое время.

— Не стоит вспоминать то, что было, забудем об этом. Сколько воинов мужественного племени команчей в вашем отраде?

— Ровно десять раз по десять.

— А кто их ведет?

— Ават-Вила, Великий Медведь.

— Я не знаком с ним и никогда не слышал его имени.

— Он совсем недавно получил имя. В Великих горах он убил серого медведя гризли и принес его шкуру и когти. Он сын Ойо-Колсы, которого бледнолицые называют Белый Бобр.

— Я знаю Белого Бобра, он мой друг.

— Мне известно это, так как я видел тебя в его вигваме. Ты был гостем Ойо-Колсы. Его сын, Великий Медведь, примет тебя с почестями.

— Как далеко отсюда до вашей стоянки?

— Мой белый брат будет ехать меньше половины того времени, какое вы называете часом.

— В таком случае мы попросим вождя, чтобы он пригласил нас к своему костру. Пусть мой брат отведет нас к нему.

Несколько минут спустя мы уже сидели в седлах и ехали вслед за индейцем мимо лип с ободранным лыком, где раньше встретили следы Виннету, а потом дальше вверх по реке.

Прошло полчаса, и перед нами вдруг как из-под земли выросло несколько темных теней. Это были караульные, расставленные вокруг лагеря. Наш проводник обменялся с ними несколькими словами и ушел, а мы остались ждать. Вскоре индеец вернулся и повел нас в глубь стоянки. Не было видно ни зги. Ни одна звезда не светилась на затянутом тучами небе. Я вглядывался в окружающую нас тьму, но не мог ничего рассмотреть. Проехав совсем немного, проводник остановился и обратился к нам:

— Пусть мои братья ждут здесь. Сыновья команчей не разводят огонь во время военных походов, но сейчас они уверены, что поблизости нет врагов, и разожгут костер для гостей.

Он скрылся в темноте. Спустя мгновение я увидел невдалеке красную точку величиной с булавочную головку.

— Это пункс, — просветил меня Олд Дэт.

— Пункс? А что это такое? — удивленно спросил я, притворяясь, будто не знаю, о чем идет речь.

— Своего рода первобытная спичка. Кусочек дерева и палочка. В деревяшке сделано небольшое углубление, которое заполняется пунксом, то есть сухой лиственной или древесной трухой. Это лучшее в мире огниво. Палочку вставляют в дыру и быстро вращают между ладонями. От трения труха нагревается, начинает тлеть и вспыхивает. Смотрите!