— Тогда вы поймите, что честный человек отказывается разбогатеть посредством обмана!.. Вы предпочитаете смотреть на это как на приступ сумасшествия!.. — воскликнул Оливье, возмущенный.
— Конечно! — заметил ювелир, — опыт меня не приучил…
— Но, наконец, милостивый государь, уверяю вас. Клянусь!.. Камни эти — подделка, исполненная моим дядей, мистером Гарди, известным химиком!.. Возражайте что вам угодно. Он мне открыл истину в своем завещании… Вы не можете сомневаться в словах умирающего человека? Мы не можем все сойти с ума, черт возьми!
Купер наклонил голову с видом мудреца.
— Та-та-та… милейший! Все это прекрасно! Но рубины чистой воды!.. И прежде всего, — продолжал он, все возвышая голос, — вы меня не заставите согласиться, чтобы я… я!.. Купер с улицы Бонд, знаток в драгоценных камнях и ювелир по наследству, в продолжение трехсот лет передаваемому, чтобы я мог принять подделку за истинные камни!.. Довольно! — И он нахмурился, весь красный от гнева.
— Но, милостивый государь, неужели вы можете допустить, чтобы человек стал каяться в обмане, если бы он его не совершил?! Чтобы он готов был отдать все до копейки, чтобы заплатить за этот обман, если бы он не имел на это основательных причин! Господин Купер, я вас прошу исследовать вновь эти камни и согласиться на предполагаемую комбинацию!..
— А я, сударь, — крикнул Купер, красный как рак, — я прошу вас прекратить эти шутки, которые слишком долго продолжаются! Рубины истинные, натуральные!.. превосходные!., великолепные!.. Самые прекрасные в мире, каких я никогда не видел!.. За это я готов дать голову на отсечение!.. И предлагайте мне хоть царский выкуп, я их не возвращу!.. Да это и невозможно, по той простой причине, что я ими больше не владею!.. Меньший камень я продал молодой герцогине Бельвор для ее выхода ко двору. Все могут увидеть драгоценное украшение в будущий вторник на прекраснейшем челе Англии. Что касается другого, царя рубинов — «рубина Великого Ламы», — произнес ювелир с особым почтением, — я его уже отдал самому молодому и самому энергичному государю в Европе!., императору, милостивый государь!., который скоро украсит им самую блестящую корону на свете. Рубин — мой рубин — займет там видное место. Это уже камень исторический, сударь!.. Перестаньте же говорить подобные вещи, которые могут бросить тень на его репутацию.
— Даю слово, я не откажусь от своих слов! — вскрикнул Оливье, делая еще последние усилия. — Это ваше последнее слово, мистер Купер?
— Мое последнее слово, да, сударь! Ничто, ничто, понимаете, не может ослабить мою веру в этот чудесный камень!..
— Как вам угодно, но я вас предупреждаю, что повсюду буду разглашать истину.
— Можете!.. Можете!.. Мой рубин выше клеветы, как солнце выше звезд!..
— Сравнение совершенно справедливое!.. — воскликнул Оливье. — До свидания, мистер Купер! Помните, если вернетесь к сознанию, аэроплан в вашем распоряжении!
Но ювелир вместо ответа, зажмурил глаза, чтобы не видеть клеветника, делая рукой прощальный жест.
Молодой человек ушел, не зная, смеяться ему или сердиться на эту необыкновенную настойчивость купца.
Оставалось посоветоваться с его друзьями, спутниками в путешествии, лордом Дунканом и лордом Темплем. У них уж, во всяком случае, не может быть вопроса самолюбия, чтобы не признать подделки рубинов, они будут ему поддержкой. И, не медля, он поехал к лорду Дункану, который, к счастью, встретился с ним на пороге дома, собираясь уходить. Тотчас же они прошли в кабинет.
В коротких словах Оливье передал ему дело, по которому приехал. Но каково же было его удивление, когда на лице бравого моряка он прочел полное недоверие, точь-в-точь как и у Купера!.. Оливье предложил ему прочесть письмо дяди, но это его, казалось, нисколько не убедило.
— Но, наконец, — сказал Оливье, силясь казаться спокойным, — если эти рубины натуральные, каким же образом вы объясните это предсмертное признание моего дяди?
— Дорогой мой Дерош, — возразил лорд Дункан, — я вовсе не берусь объяснять этого! Но позвольте мне сказать вам, что Купер в этих делах такой авторитет, в котором нельзя сомневаться. Он гораздо дальновиднее того, кто имеет нужду отрицать… Никто в Англии не решится опровергать его доказательства в истинности рубинов в пользу мнения простого любителя-дилетанта, как вы да я…
— Но это бессмысленно! — воскликнул Оливье. — Добавлю еще, если бы я хотел выдать фальшивые камни за истинные, понятно, их бы рассмотрели вторично, чтобы мне поверить… Но в данном случае!..
— В данном случае, мой дорогой друг, мы имеем против камней только свидетельство человека, по вашему же мнению, очень эксцентричного, которому пришла фантазия, из тщеславия ли, или вследствие безумия, если вы хотите, показать себя хитрее всех знатоков дела!.. И наконец, если исследование и действие плавильника доказали, что камни истинные, то они и должны быть такими!.. Вот и все, это вам каждый скажет так же, как и я, будьте в этом уверены!
— Вы, значит, думаете, что мой дядя вздумал меня мистифицировать? Зачем?.. С какой целью?
Лорд Дункан повторил, что не сомневается в понимании и опытности мистера Купера, но что касается дяди… тут он выразительно повертел пальцами около лба.
— Будто ваш дядя не был немножко… того?., странный только?.. Что вы на это скажете?
— Мой дядя был настолько же рассудителен, как вы и я! — пылко воскликнул Оливье. Вспомнив при этом поведение и мимику Купера, он прибавил вполне откровенно:
— Правда, этот безмозглый Купер принял меня тотчас же за сумасшедшего!
— А! вот видите! — воскликнул лорд Дункан.
— Однако я не в бреду!.. Вот письмо! — воскликнул молодой человек.
— Так же и я далек от мысли, что это вы бредите, дорогой Дерош!.. — протестовал командир. — Но ваш дядя!., о!., это совсем другое дело!..
— Тогда, значит, — сказал Оливье, вставая, — вы с Купером против меня?
— Решительно! Без колебания!
— Так спрошу вас, что бы вы сделали на моем месте?
— На вашем месте, уважая память мистера Гарди, я бы сжег его письмо и больше бы об этом не думал…
Оливье безнадежно пожал плечами.
— Это не ответ, — сказал он, — я сейчас же иду посоветоваться к лорду Темплю…
— Превосходная мысль! Лорд Темпль верный выразитель общественного мнения в Англии. Он спокоен, справедлив и может дать хороший совет. Идем к нему, я с вами!
Командир и Оливье сели в кэб. Спустя полчаса они уже звонили у дверей пышного жилища благородного лорда. И тотчас же их провели к нему.
Лорд Темпль выслушал в глубоком молчании сообщение Оливье, и когда его гость кончил, долго еще сидел, не двигаясь, погруженный в размышление.
— Могу я спросить ваше мнение, милорд? — спросил наконец Оливье, раздраженный этим продолжительным молчанием.
— Мое мнение, — произнес величественно лорд Темпль, — что ваш покойный дядя был помешанный!
— Помешанный?
— Помешан окончательно. Мания величия!
— Как это, милорд?
— У него была мания воображать, что он все может, даже создавать драгоценные камни; тщеславие вскружило ему голову.
— Извините, милорд! Но откуда взял он, по-вашему, рубины, если он не сделал их?
— Это меня совершенно не касается, — сказал почтенный лорд. — И к делу не относится.
— Я позволяю себе держаться другого мнения. Если допустить, что рубины натуральные, тогда трудно представить, чтобы ученый, имеющий более чем скромные средства, мог их приобрести; если же признать, что рубины не имели никакой ценности, были его работы, тогда все становится понятным.
— Рассуждение правдоподобное, — вставил лорд Дункан.
— Это рассуждение ничего не доказывает, — возразил лорд Темпль с убеждением. — Эта сторона дела