— Венец дела — конец!
— Два конца, два венца, посередине — дело!
— Делу — два конца!
В динамиках послышался треск. Так каждый раз в завершении матча гениально трещала гениальная мысль Самого Братца Президента от титаничности напряжения.
— Конец — делу венец!
Динамики разразились громом аплодисментов братцев мыслеводителей. Гром аплодисментов подхватили принявшиеся сплачиваться братцы мы-слеводимые. Гром аплодисментов перемешался с эхом грома предматчевых аплодисментов. От всего этого рухнула западная трибуна, на которой сидел я. Я было обрадовался, что наконец получу заветную медаль, но меня не убило и даже не ранило, а только чуть-чуть прищемило корону обломком трибуны, за что полагалась именная благодарность Кабинета Избранных.
Убитых и раненых понесли в машины. Бывший братец Иван Грозный XVIII изящным ударом отсек верхний конец бывшего братца Бисмарка VII. Все троекратно прокричали «ура!» и стали расходиться.
Когда я вышел на прицирковую площадь, ее уже красиво украшали красивые транспаранты с гениальными мыслями Самого Братца Президента, только что произнесенными в ложе номер двадцать один. Я перечитал их несколько раз и несколько раз поразился гениальности.
На площади меня уже поджидали братец Клеопатра II, братец Малюта Скуратов XXXII и братец Мадонна. К их глубочайшему огорчению, они на этот раз не получили даже именную благодарность.
Братец Мадонна была высокая братец блондинка с крайне стройными двумя ногами, двумя бедрами, одним телом и с восьмизубой короной на голове. Он посмотрела на меня так, будто бы тут же
очень хотела сделать со мной то, что хотела. % было тоже очень захотел, но мы пошли к братцу Великану.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Братец Малюта Скуратов XXXII, прихватив с собой братца Мадонну, отправился на кухню составлять меню, а мы с братцем Клеопатрой II прошли в кабинет.
Сев за стол, мы с минуту молчали. Братец Клеопатра II повертела в пальцах черную салфетку, по углам которой были вышиты миниатюрные белые братцы Великаны, и спросила:
— Тебя устраивает синекура пятого зама?
— Устраивает.
— Нет, не устраивает. Если бы ты поменял доминанту полушарий желудка Самого Братца Президента, дай ему Сам Братец Президент здоровья, братец Цезарь X стал бы Великим Ревизором, а Великому Ревизору ничего не стоит устроить тебе синекуру начальника департамента.
Придав выражению лица крайне таинственный вид, я как следует навострил корону и спросил:
— Ты знаешь про смену доминанты? Откеда?
— От велосипеда, — загадочно ответила братец Клеопатра II.
Намек я понял и, придав выражению лица крайне незаинтересованное выражение, спросил:
— Ты член полулегального отдела активных акций правосторонних? Пароль?
— Я — начальник отдела активных акций правосторонних на полставки. Пароль: сегодня тень. Отзыв?
— Отзыв: завтра — день.
На наших глазах, согласно инструкции, выступили слезы, мы поднялись из-за стола и немножко, согласно инструкции, обнялись.
— Планы? — прошептал я.
— Ситуация может в любую секунду измениться до полной неузнаваемости, ответила братец Клеопатра II. — Она может измениться и после домового переворота, когда сегодняшняя оппозиция, завтра ставшая не оппозицией, послезавтра снова окажется в оппозиции. Братец Белый Полковник заботится не только о сегодняшнем, не только о завтрашнем дне, он уже заботится о послезавтрашнем! Точно так же, как братец Цезарь X… Зубья так и посыплются, так и посыплются в наши короны!
— Постой, братец Клеопатра II, я что-то совсем запутался в твоих мыслях. Ты на чьей стороне: левой или правой? В чью корзину ты играешь?
— Вот еще! — воскликнула, позабыв о конспирации, братец Клеопатра II. — В чью… Не строй из себя идиота, конечно, в свою. Каждый в этом Нашем замечательном Доме играет только в свою корзину!
— Домовые интересы превыше всего! — гордо сказал я.
— Плевать на все домовые интересы! Мы будем играть сразу в две корзины, играя только в свою. столкнем их всех так, чтобы от них ничего не осталось, а потом создадим свою, истинную партию: партию праволевосторонних, в которой станем на пару Самим Братцем Президентом. Понимаешь? А сначала нужно поменять доминанту полушарий желудка нынешнего дурачка Самого Братца Президента, дай ему Сам Братец Президент здоровья. Потом — еще раз. Еще и еще… С каждым разом мы будем опускаться все ниже и ниже…
На этой заманчивой перспективе опускания, от которой у меня похолодело в мыслях, наш разговор оборвался — в кабинет вошли братец Малюта Скуратов XXXII и братец Мадонна, которая все еще очень хотела, сопровождаемые братцем Великаном и братцами официантами, сопровождавшими подносы с разнообразными закусками и бутылями с божественным нектаром.
Переставив закуски и бутыли с подносов на стол, братцы сопровождающие удалились. Я провозгласил тост за лишние зубья в корону Самого Братца Президента и наших славных братцев мыслеводителей. Мы выпили. В нашей среде повеселело. Когда повеселело, я сказал: