Братец Великан не шелохнулся, братец Великан продолжал читать газету, разложенную на стойке. Я вытащил из потайного кармана пять десятизубовиков. Братец Великан покачал короной. Я понял, убрал десятизубовики и достал пятнадцатизубовик. Кивнув в знак нашего согласия, братец Великан спрятал газету в бронированный сейф, наполнил бокал божественным, достал из-под прилавка контрабандную сливу, положил контрабандную сливу на мелкую тарелочку с серой каемочкой, отсчитал сдачу, причем пятизубовиками, один пятизубовик движением ловкой руки сбросил под стойку, а все остальное пододвинул мне. Почему-то на этот раз возражать, как того требовали от меня правила хорошего тона, я не стал, и отсутствие у меня хорошего тона привело братца Великана в некоторое недоумение и еще более зловеще- радостную улыбку.
Уже понимая, что имею дело с кем-то не тем, за кого он себя выдавала, что это, несомненно, братец довольно низкого ранга, по каким-то своим тайным причинам скрывающая свою истинную экзистенцию, я взял в две руки бокал и тарелочку с серой каемочкой и, чеканя шаг, направился к братцу Золушке. При моем приближении он опять сняла с головы корону и спрятала в сумочку. Достоинство короны я разглядеть так и не умудрился.
Остановившись возле столика, я как можно громче щелкнул каблуками, но рявкать «чего изволите?» не осмелился по конспиративным причинам. Он улыбнулась, его лицо побелело. Он была необыкновенно красивая.
— Что стоишь? Садись, — сказала он.
Я сел.
— Надеюсь, братец Золушка, от фрукта ты не откажешься?
Неожиданно он рассмеялась, хотя ничего особенно смешного я не сказал. А может, все же сказал, но только не понял, что сказал что-то смешное.
— Я пошутила. Золушка — имя из сказки, которую я очень люблю.
— Любишь сказки?… Но ведь сказки — это ложь! Ты что, хочешь сказать, что любишь ложь?
— А ты читал хоть одну сказку?
— Конечно, нет. Зачем читать ложь?
— Как же ты можешь утверждать, что сказки — ложь, если ты ни одной не читал?
— Если бы это была не ложь, то сказки назывались бы не сказками, а как-то совсем по-другому. Так как твоя настоящая кличка? Моя — Пилат III.
— Принцесса, — ответила братец Золушка.
— Принцесса? — не поверил я. — Как… Принцесса? Тот самая Принцесса?
— Ну да, та самая.
— Сынок Самого Братца Президента? — еще более не поверил я.
Он молча кивнула, вытащила из сумочки и положила на стол корону. Двадцать один зуб!
Кое— как справившись с приступом чуть не задушившего меня кашля, я вскочил со стула на ноги и застыл перед братцем Сынком Самого Братца Президента по стойке «смирно» двадцать первой степени.
— Чего изволите? — как можно громче и как можно подобострастнее рявкнул я.
Он почему-то сразу же погрустнела.
— Сядь, пожалуйста. И, пожалуйста, не кричи и не таращь на меня глаза.
Я упал на стул. Мои руки потянулись к бокалу с божественным нектаром, я попытался с ними совладать, упрятав под стол. Упрятал. Упрятать глаза было некуда, разве — зажмурить, но на это я не решился и продолжал таращиться на братца Принцессу.
А он сказала:
— Давай договоримся, что в отношениях со мной ты забудешь о рангах.
— Как это… — было попытался заикнуться я.
— Да так. Будто в Нашем Доме нет никаких рангов.
— Это как… — опять было попытался я заикнуться.
— Я уже жалею, что показала тебе эту дурацкую корону… Ну, договорились?
— Если братец Принцесса приказывает…
— Не приказываю — прошу. Идет?
Так точно, — неуверенно рявкнул я и стал размышлять о том, что все это очень, очень странно. Прошу… Влиятельнейшая корона -и просит. Просит, когда нужно отдать приказ. Двадцатиоднозубая корона просит у короны девятизубой!
Мои размышления прервала братец Принцесса, он положила руку на мое запястье моей, братца Пилата III, руки.
— Скажи, а почему ты остановился и заговорил со мной?
— Можно я сначала немножко попью божественного нектара? — попросил я.
Он кивнула головой без короны, и я залпом осушил бокал.
— Так почему?
— Да ведь ты красивая!
