можем возвращаться в гостиницу.

Николаса едва не затрясло от возмущения, но когда он заговорил, голос его был ровен и спокоен:

— Мириам, разве ты не хочешь повидать свою дочь?

Его сестра вздрогнула как от удара. Элли не смогла бы сказать, что послужило причиной: резкий ли тон Николаса или ее действительно тяжелобольная дочь.

— В самом деле, Николас! Ты ведешь себя так, словно произошла какая-то трагедия! Как будто это в первый раз!

— Так ты знала? — Он стремительно повернулся к сестре с искаженным от ярости лицом. — Почему же ты меня не предупредила, что у нее чахотка?

— Чахотка? — Мириам застыла на месте. — У Шарлотты нет никакой чахотки! Она время от времени болеет крупом, вот и все.

— Боже мой, Мириам! Какой круп? У твоей дочери редкая форма чахотки, — возмущенно проговорил он, не замечая как смертельно побледнела Мириам. — Как только тебе в голову пришло оставить ее здесь?

— Чахотка? Ты сказал — чахотка? — повторила Мириам, прижимая руки к груди. — Ты уверен?

— Конечно уверен!

Глаза Мириам вдруг наполнились слезами. Она повернулась и шагнула к двери.

— Мне нужно идти.

— Мириам!

— Я навещу ее после обеда у тебя дома, хорошо , умоляюще проговорила она.

Николас порывисто провел рукой по волосам, явно теряя контроль над собой.

— Нет, Мириам, — твердо заявил он. — Ты не навестишь свою дочь, а останешься с ней. У меня в доме. Вместе со своим мужем. Уильям Уэлтон негодующе шагнул вперед:

— Вы не имеете права указывать, что нам делать. Хватит и того, что из-за вас нам пришлось приехать сюда. Я больше не позволю вам совать нос в нашу жизнь, понятно?

Николас в несколько широких шагов оказался перед Уэлтоном. Его терпению пришел конец. Он схватил зятя за грудки и яростно притиснул к стене.

— Послушай, ты, ублюдок, — прошипел он. — Твоя дочь считает тебя самым замечательным из всех людей на свете. Так вот, будь я проклят, если, пока жив, ты у меня не станешь самым замечательным.

— Убери свои руки! — процедил Уильям сквозь стиснутые зубы. — Я буду делать то, что сочту нужным.

Николас тряхнул зятя с такой силой, что чуть не вышиб из него дух и, продолжая его держать, добавил угрожающим тоном:

— Только если это пойдет на благо твоей дочери. Шарлотта сейчас очень больна, но скоро ей обязательно станет лучше. И ты будешь ей помогать поправляться

— В глазах Николаса появился опасный блеск, и стало ясно, что сейчас ему ничего не стоит изувечить кого угодно, если он сочтет это необходимым. — Мы поняли друг друга? — настойчиво повторил он.

— Да, думаю, что поняли, — прохрипел Уильям, ловя воздух широко открытым ртом. Николас медленно выпустил из рук смятые отвороты его пиджака, насмешливо стряхнул с лацканов невидимые пылинки и только после этого саркастически заметил:

— Вот и славно. Рад это слышать.

День медленно клонился к вечеру. Минуты тянулись, как часы, и наконец Шарлотту разрешили забрать домой.

Карета въехала на Пятую авеню. Элли и Джим сидели напротив Николаса. Он нежно прижимал к себе Шарлотту. Сразу было видно, как ей хорошо и покойно. Суровые черты лица Николаса смягчало выражение неподдельной любви и заботы.

Карета остановилась, и Николас понес девочку в дом. Мириам и Уильям уже были там. При виде родителей глаза Шарлотты наполнились слезами.

— Мама! Папа! — слабеньким голоском воскликнула она. — Вы вернулись?

— Конечно, вернулись, дорогая, — проворковала Мириам, поднимаясь с дивана в прихожей.

— А папа… — начала было Шарлотта и задохнулась в приступе кашля.

Элли увидела, как напряглись плечи Николаса. Если бы она не чувствовала себя такой беспомощной, ОНА давно привыкла брать ответственность на себя, но здесь, в этом доме и в этой ситуации, ей не было места.

— Пойдем поднимемся наверх и ляжем в кроватку, малышка, — проговорил Николас и ободряюще улыбнулся.

Однако Шарлотта потянулась к отцу, который явно этому изумился.

— Папочка, пожалуйста, поговори со мной. После секундного замешательства и выразительного взгляда Николаса, Уильям направился вслед за хозяином дома на второй этаж. Мириам, Джим и Элли остались в прихожей. Понимая, что им здесь больше нечего делать, Элли взяла Джима за руку:

— Нам пора возвращаться домой.

— Я не хочу уходить, — запротестовал Джим. Мириам неторопливо затянулась длинной тонкой сигаретой и с любопытством обратила на него свой взор. Элли заметила, как у нее дрожит рука, и подумала, а не переживает ли эта женщина оттого, что Шарлотта позвала ее?

— Я хочу остаться здесь, — гнул свое Джим.

— Я это знаю, — согласилась Элли, — но Шарлотте нужно хорошенько отдохнуть.

В этот момент спустился Николас. С усталой улыбкой он подошел к Джиму и обнял его за плечи.

— Джим, тебе тоже не мешает передохнуть. Ты можешь прийти завтра утром.

— Правда?

— Конечно. — Другой рукой он обнял за плечи Элли и, наклонившись, ласково поцеловал ее в лоб. Потом вновь обратился к Джиму: — Я хотел бы, чтобы ты отвез Элли домой и проследил, чтобы она хорошенько отдохнула. Я могу на тебя рассчитывать? Джим тут же преисполнился важности поручения.

— Конечно, можешь, Ники. Элли, пошли. Нам пора.

Мириам с интересом наблюдала за этой сценой. Элли была более чем уверена, что она задается вопросом, каких это друзей нашел себе брат в ее отсутствие. Этот любопытствующий взгляд и поцелуй Николаса едва не оказались каплей, переполнившей чашу. Все, что Элли так долго сдерживала, чуть не прорвалось наружу. В горле у нее встал комок, глаза защипало от подступивших слез. Она снова вспомнила рассказ Николаса, его неутолимую жажду отомстить ее отцу. Правильный ответ на вопрошающий взгляд Мириам мог быть только один — с самого начала они были не друзьями, а врагами. Для другого просто нет места. Элли говорила об этом Николасу давно, еще до поездки на океан. Тогда она сказала это, особенно не задумываясь над смыслом.

И только сейчас она поняла, какими пророческими оказались ее слова. Теперь, когда Шарлотта вне опасности Элли знала, что у нее только один выход — разом порвать все отношения. И чем быстрее, тем лучше.

Сердце Элли билось так, что не давало дышать. Она взглянула в лицо Николаса и безотчетно схватила его за руку. Ей вдруг расхотелось уезжать, расхотелось выходить из этого дома и из его жизни. Она желала броситься в его объятия, и пусть он скажет ей, что все будет хорошо. Но ничего хорошего из этого не получится. И, стоя на пороге дома человека, которого она полюбила всем сердцем и которого вот-вот должна была потерять, Элли боялась, что ничего уже не вернуть.

Джим приходил в дом Николаса ежедневно. Появлялся он с раннего утра, а уходил, когда за окнами начинало темнеть. Поначалу Элли тоже приходила каждый день пытаясь поймать момент, чтобы остаться с Николасом наедине. Но он был поглощен выздоровлением Шарлотты и своими планами по строительству, так что все их общение, как правило, сводилось к обмену мимолетными поцелуями. Прошла неделя после их возвращения с Лонг-Айленда, и Элли твердо решила, несмотря ни на что, поговорить с Николасом. Он слишком стремительно мчался к намеченной цели, и его надо было остановить. Она отправилась к нему в контору, — Николас, — решительно проговорила Элли, входя в его кабинет, — нам надо поговорить. — И, чуть помедлив, решительно добавила: — О наших отношениях.

Николас поднял голову от разложенных перед ним на столе бумаг:

— Прости, дорогая. Что ты сказала? Вид у него был усталый. Эти тяжелые дни наложили и на него свою