— Не заливай, дядюшка. Что ты будешь с ней делать? Это ведь просто копия.
Сенатор Харрисон положил локти на стол и сложил руки, водрузив на них подбородок.
— Я вижу, у тебя есть причина для нытья, Диллон. Может, ты и мне расскажешь?
— Распечатка, черт ее побери, — Диллон отодвинул стул так, что тот опрокинулся. Он положил ладони на стол и пристально посмотрел на дядю. — Она лежала на видном месте, тут, на письменном столе. Я положил ее сюда сразу после того, как показал тебе. Куда ты ее дел?
Обри Харрисон сидел очень тихо, двигалось только адамово яблоко, верх и вниз, когда он сглатывал… с трудом.
— Какая распечатка?
— Та самая, Обри. Та самая. Она пропала. Харрисон поднялся и направился в спальню Диллона, полы халата развевались на ходу.
— Ты уверен, что она пропала? Тут все раскидано. Словно кто-то включил тут пропеллер. Ты говорил, на столе. Ты проверил весь стол? Где еще ты искал?
Он повернулся к племяннику с побелевшим лицом.
— Черт тебя побери, где она? Диллон протопал к столу.
— Она лежала здесь, прямо наверху, — он ткнул в башню бумаг. Это привело в действие силу притяжения, и вся пачка соскользнула на пол. — О, черт. Неважно, ее все равно здесь нет. Я смотрел, два раза.
— Ах ты, сукин… — Сенатор обследовал переполненную корзину для бумаг с уничтожителем документов сверху. — Ты порезал ее?
Диллон начал массировать себе плечи обеими руками.
— Вряд ли… Нет. Зачем мне это делать?
— И точно. Ты ведь машешь ею перед моим носом каждый раз, когда чего-то хочешь от меня. Ты напыщенный, самонадеянный, испорченный садист.
— Помолчи, это делу не поможет. Вчера тут была толпа народу. Ее кто-нибудь видел? Кто-нибудь брал? Нам необходимо найти эту распечатку.
Сенатор оглядел загроможденную комнату.
— Ты ждешь, что я буду рыться в этом свинарнике?
— Я уже порыскал. Черт побери, я не спал всю ночь, или ты не заметил, что я даже не переоделся, не принял душ, не побрился?
— Честно говоря, я никогда тобой особо не интересовался, чтобы замечать такие вещи. Так, значит, ты посмотрел везде?
— Везде. Но у меня есть мысль…
— Перерезать себе горло? Блестяще, Диллон.
— Нет, нет. Та баба, Джейни Престон. Она была здесь вчера вечером. Сказала, что зашла за своей папкой с материалами конференции, но разве я могу быть уверен? Она казалась чертовски виноватой, когда я застал ее.
Возвращаясь в гостиную люкса, сенатор произнес:
— А ведь мы решили, что Романовски безопасен. Думаешь, он открылся ей?
Диллон плюхнулся на кушетку и потер утреннюю щетину, едва заметную.
— Думаю ли я, что они спелись, хочешь сказать? Да, теперь я так считаю. Он хорошо играет, но я наблюдал за ним в тот первый вечер. Он где-то ожидал, что ты его узнаешь. Может, и надо было его узнать, извиниться, полюбезничать. В таком духе. Нужно было что-то сделать. Я принял его за очередного слюнтяя, но мог и ошибиться.
— Гм. Отродье Мэри-Джо опасен? Он прислал мне однажды письмо, много лет назад, когда был еще подростком. Написал, что Мэри-Джо умерла. Я отправил полную корзину лилий. Кто мог подумать, что этот длинный неотесанный парень станет Дж.П. Романом?
— Да уж. Тебе нужно следить, на кого наступаешь, дядюшка, потому что иногда они вырастают и отвечают тем же.
— Ты о себе?
— Я обо всех. Я думал об этом хлыще Дж.П. Романе с тех самых пор, как мы получили его данные и сообразили, что к чему. Он пишет о тебе уже много лет, — сообщил Диллон, сдирая галстук, который болтался под воротничком всю ночь. — Недостаточно для судебного дела по клевете, но мы оба знаем, что он делает. И сейчас, если я прав, он во всеоружии. Ты можешь сесть в тюрьму, дядюшка. Ты можешь…
— Ты же знаешь, что я не…
— Знаю? Откуда я это знаю?
— Знаешь, потому что именно ты…
— Оставь это для зала суда, дядюшка. Нам обоим конец, если это всплывет. Могу только надеяться, что она не догадается, что к ней попало.
— Никаких имен на распечатке? Лицо Диллона стало очень бледным.
— Кто угодно может написать имена. Это может быть чем угодно. Сценой из кино, диалогом из книги… Мы можем сказать, что это написал Романовски и пытается пропихнуть как наше. Я не знаю, мне надо подумать. Лучшее, на что я могу надеяться, — сучка подобрала распечатку случайно и даже не знает, что она у нее. Мне нужна эта ее папка. Она всегда носит ее с собой.
Харрисон оживился:
— Ты прав, Диллон. Вычеркиваем ту женщину на сегодняшний вечер. Я займусь нашей юной мисс Престон.
— После того щипка? Она не подпустит тебя ближе чем на пятьдесят футов. Нет, я ею займусь. Если поспешить, я спущусь как раз к концу первых заседаний. Кроме того, нужно встретиться с нашим человеком. Прошлым вечером я приказал ему проверить комнату Романовски. Может, он уже все провернул.
— Диллон, — позвал сенатор, когда тот направился в свою спальню, уже снимая рубашку.
— Что еще?
— Не провали дело. Или, клянусь, я скормлю тебя собакам.
— Меня? Они будут так сыты тобой, что от меня откусят совсем чуть-чуть.
Харрисон сел за обеденный стол и закрыл глаза. Несмотря ни на что, ему нужно избавиться от Диллона Холмса. Он не может быть самым могущественным человеком на свете и терпеть Диллона, который угрожает этой чертовой пленкой…
Телефон зазвонил, как только Джон закончил осмотр комнаты и убедился, что все в таком же порядке, какой оставила Джейн.
Он ничего не нашел. Ничего лишнего, ничего пропавшего.
Он проверил компьютер три раза, просто чтобы доказать себе, что он не сошел с ума, что файлы кто-то просмотрел, пока они с Джейн целовались на пляже.
В процессе поисков Джон сделал несколько выводов. Первый — сегодня утром он повел себя с Джейн как болван, и второй — пришло время рассказать ей всю правду.
О том, кто он.
Это для затравки.
О том, что он испытывает к ней.
Это сложнее. Разогнавшись, трудно остановиться. Джон выяснил это еще в старшей школе. Он не мог бессовестно «поматросить и бросить», поэтому сторонился женщин, встречаясь только с теми, которые знали, что почем, и понимали — он не из тех, кто мечтает жениться и завести детишек.
Когда он увлекся Джейн, то понял, что готов нарушить свои принципы.
Но он ее хотел. О, как он ее хотел.
Он хотел ее настолько, что спустился вниз и чуть ли не коленях вымаливал второй номер, только чтобы после утреннего семинара Джейн не собрала вещи и не направилась к автобусной остановке.
И ему дали номер. Он уже осмотрел его — неплохо, только окна выходили на улицу, а не на океан. Без балкона, ванная меньше, но хорошая комната. Он решил переехать и оставить Джейн вид на море. Он добьется своего, где бы ни был.
Нужно только упаковать чемоданы, и он готов переехать в номер 227.