– «Захочешь», «не захочешь» – это не разговор, – вздыхает Варя. – Ты же сам сказал: по большому счету назад мне дороги нет. А маленький счет меня никогда не интересовал. Я вон даже когда гадаю себе, если вытащу Младший Аркан, в суть особо не вникаю. Неинтересно.
– Если я тебя правильно понял…
– Ты меня правильно понял. По крайней мере, я хочу еще раз попробовать, – твердо говорит она. – А там поглядим.
Стоянка IX
– Я, – говорю, – хочу еще раз попробовать. А там поглядим.
Интересно, со стороны заметно, что я сейчас визжать начну от страха, как свинья по дороге на бойню? Дай я себе волю, страшный вышел бы крик. Но нет, молчу. Улыбаюсь даже, кажется. Зоя д’Арк. Жанна Космодемьянская. Ай молодца.
А ведь могла бы…
Я, к слову сказать, крупный специалист в области свиного визга, так уж вышло. Когда-то невероятно давно, еще при советской власти и чуть ли не до Куликовской битвы, мы с сердечным дружочком все лето дачу снимали на окраине большого южного города, за сущие копейки, поскольку до моря полчаса на троллейбусе; кроме нас не нашлось дураков там селиться. Каждый вечер принимали гостей, жарили шашлыки; сухое вино не то что лилось рекой – водопадами грохотало. Часа в два ночи, когда гости расходились, а мы выносили в сад резиновый надувной матрац, покрывали его пестрым, изодранным в сладкой мyке пледом и прижимались друг к дружке покрепче, чтобы в траву не скатиться с узкого ложа, мимо нашего дома ехали грузовики с визжащими от обреченности свиньями. У этих «эшелонов смерти» не было выходных, разве что в ночь с субботы на воскресенье они появлялись пораньше, сразу после полуночи. Потом оказалось, бойня где-то совсем рядом, чуть ли не в трех кварталах от нашего арендованного рая.
Свиньи пронзительно кричали, предчувствуя скорую гибель, а мы, счастливые пьяные дураки, вторили им, кривлялись, заводились от этого так, что притворные вопли то и дело перерастали в подлинный утробный вой. Говорили потом друзьям-подружкам: «Трахаться нужно в состоянии полного свинства» – и загадочно улыбались, не вдаваясь в объяснения. Никто, кроме нас, так и не узнал, что речь шла вовсе не о выпивке, вернее, не только о ней.
Это была наисладчайшая из наших интимных тайн, но мы и сами не догадывались, как много для нас обоих значат эти языческие пляски на костях и копытах. Поздней осенью, когда на даче стало совсем уж холодно и пришлось разъезжаться по городским квартирам, наша страсть почти сразу же превратилась в нежную, но вполне равнодушную дружбу – такая часто возникает между стариками, которые крутили шашни в молодости, но почти невозможна между бывшими любовниками, если им на двоих едва-едва сорок лет.
Уже потом, годы спустя, я удивлялась, что эти ночные концерты превращали меня в нимфоманку, а вовсе не в вегетарианку. Вроде бы нежная, жалостливая, сентиментальная девица – и на тебе. Как все же причудливо устроен человек…
Господи, о чем я думаю? Что у меня в голове?!
– Одевайся, поехали, – командует тем временем мой рыжий учитель-мучитель. То ли он и правда не заметил моего путешествия в прошлое, то ли просто внимания не обратил. Неинтересно ему.
Ну и правильно, что неинтересно.
– Еще раз попробовать – это святое, – говорит. – Такое дело откладывать не годится. И… Знаешь, я отлично понимаю, что словами делу не поможешь, но ты не бойся, пожалуйста. Самое страшное в любом случае позади. Кайфа от раза к разу все больше, а проблем – меньше. И контролировать ситуацию все легче. Рано или поздно настанет момент, когда будешь очень четко понимать, где заканчивается чужой человек и начинаешься ты сама. С этого момента вообще сплошное удовольствие, как в кино, только с более полным погружением.
– А что нужно сделать, чтобы этот прекрасный момент наступил «рано», а не «поздно»? – спрашиваю. – Хорошо бы так!
– Ничего делать не нужно. Просто подождать, когда все уладится само собой. Все люди разные, у каждого свой темп.
– А у тебя как было?
– У меня было феерически, – смеется. – Все не как у людей. Поначалу почему-то «кино смотрел», как опытный
– А где гарантия, что это снова не начнется? – спрашиваю.
– Гарантия? – ухмыляется. – А ты не замечала, что в жизни человеческой вообще нет места гарантиям? Было бы странно, если бы они были в нашем деле – в качестве исключения. С какой стати?
Крыть нечем. Пойду, что ли, действительно одеваться, ежели так. Чего тянуть?
– Может быть, на кафе хочешь взглянуть? – спрашивает он, пока греется машина. – Можем мимо проехать, поглядеть, как там дела…
О чем это он?
– На какое ка…? – И умолкаю, не договорив, потрясенная.
Забыла ведь о вчерашнем происшествии. О Маринушкином кафе, о своей возлюбленной куртке, погребенной под гипотетическими руинами, вообще обо всем забыла напрочь. Хотя, казалось бы, о чем теперь всю жизнь помнить, как не об этом чрезвычайном происшествии?
– Боже, – вздыхаю. – Я ведь даже не поняла сначала. А ведь какое приключение было у нас с этим кафе. И как ревела вчера, помнишь?
– Я-то помню, – улыбается. – В отличие от некоторых… Не бери в голову. По твоим ощущениям, это все было лет пять назад, верно?
– Ну да. До моего счастливого сожительства с Валентином Евгеньевичем.
– Именно. Ну что, хочешь поглядеть на руины при свете дня?
Ну да, пожалуй. Не то чтобы хочу, но взглянуть не помешает. Надо же знать, как обстоят мои собственные дела.
Киваю и пожимаю плечами одновременно.
– Это всегда бывает, – мягко говорит человек, которого я все никак не привыкну называть Максимом, хотя бы про себя. – Собственная жизнь очень быстро становится столь малозначительной и неинтересной, так что приходится силком заставлять себя делать какие-то обязательные вещи. Деньги на прокорм зарабатывать, за квартиру платить… Очень трудно поверить, будто все это по-прежнему необходимо.
– Ой, – спохватываюсь. – Кстати, о прокорме. Мне же перевод заканчивать нужно. Кровь из носа, умри, но сделай. Иначе не видать мне потом халтур как собственных ушей. Наташка такие вещи только бывшему мужу прощает, да и то до поры до времени.
– Ну вот и работай. Кто ж тебе не дает? Весь сегодняшний вечер и грядущие дни в твоем распоряжении. Компьютер-то у тебя свой? Тогда вообще нет проблем. У меня тоже дела поднакопились, так что я тебе мешать не буду. Разве что сопеть озабоченно. Но не очень громко.
– Это как раз ничего. Хоть электродрелью орудуй, я еще и не к такому привыкла. Лишь бы голова служить не отказалась. Все же без нее сложно работать.