— Русский шпион.

— Я американец. В пиджаке у меня паспорт.

— Достань незаметно, — сказал один.

Монк вытащил свой американский паспорт и уронил его на ковёр. Чеченец наклонился и, подняв документ, перелистал. Кивнув, он возвратил его. Он заговорил с чеченцем, сидевшим по другую сторону от Монка. Американец подозревал, что суть сказанного чеченцем сводилась к тому, что у любого может оказаться фальшивый американский паспорт. Человек справа кивнул и снова обратился к Монку:

— Зачем ты ищешь нашего брата?

— Мы встречались, давно. В далёкой стране. Он кое-что забыл там. Я дал себе слово, что, если когда- нибудь попаду в Москву, я верну это ему.

— У тебя это с собой?

— В кейсе.

— Открой.

Монк щёлкнул замками и поднял крышку. Внутри лежала плоская картонная коробка.

— Ты хочешь, чтобы мы отнесли это ему?

— Буду благодарен.

Сидевший слева сказал что-то другому по-чеченски.

— Нет, это не бомба, — по-русски произнёс Монк. — Если бы это была бомба и её сейчас открыли, то я бы тоже погиб. Так что открывайте.

Чеченцы переглянулись, затем один наклонился и поднял крышку картонной коробки. Они уставились на предмет, лежащий внутри.

— Что это?

— То самое. Что он забыл взять.

Сидевший слева закрыл коробку и вынул её из кейса. Затем поднялся.

— Подожди, — сказал он.

Человек у двери следил, как тот уходит, но не пошевелился. Монк и двое его стражей сидели ещё два часа. Началось и закончилось время ленча. Монк почувствовал тоску по большому гамбургеру. За окнами уже темнело, когда вернулся посланный. Он ничего не сказал, а только кивнул в сторону двери.

— Пошли, — проговорил чеченец, сидевший на корточках справа.

Все трое направились к двери. У выхода они надели обувь. Оба сопровождающих заняли свои позиции по сторонам от Монка; тот, что сидел у двери, шёл сзади. Монка вывели с территории мечети на улицу Дурова, где у тротуара их ожидал большой «БМВ». Прежде чем посадить в машину, Монка профессионально обыскали.

Его поместили сзади между двух его стражей. Третий сел впереди рядом с водителем. «БМВ» тронулся и направился к Садовому кольцу.

Монк понимал, что чеченцы никогда не осквернят мечеть, совершив в ней насилие, но собственная машина — совсем иное дело, и он знал таких людей достаточно хорошо, чтобы осознавать, как они опасны.

После того как они проехали около мили, сидевший впереди чеченец открыл «бардачок» и вынул мотоциклетные тёмные очки. Он жестом велел Монку надеть их. Они оказались не хуже повязки, потому что линзы были закрашены черным. Монк завершил поездку в темноте.

В самом центре Москвы, в переулке, куда лучше не соваться, есть маленькое кафе под названием «Каштан».

Любого туриста, который случайно забредёт туда, у дверей встретит молодой человек крепкого сложения и объяснит чужаку, что утренний кофе ему следует выпить в другом месте. Милиция даже не показывается вблизи этого кафе.

Монку помогли выйти из машины, а когда провели внутрь помещения, сняли с него тёмные очки. При его появлении говор чеченских голосов затих и два десятка пар глаз в молчании следили, как его провели в отдельную комнату позади бара. Если бы он никогда не вышел из неё, свидетелей бы не нашлось.

В комнате стояли стол, четыре стула, а на стене висело зеркало. Из находящейся по соседству кухни доносились запахи чеснока, пряностей и кофе. Главный из пришедших с ним чеченцев, тот, что сидел у входа в мечети, пока его подчинённые расспрашивали Монка, впервые заговорил.

— Садись, — сказал он. — Кофе?

— Спасибо. Чёрный. С сахаром.

Кофе принесли, и это был хороший кофе. Монк пил обжигающую жидкость и старался не смотреть в зеркало, убеждённый, что это устройство одностороннего видения и что за ним наблюдают с той стороны. Когда он опустил пустую чашку, дверь открылась и вошёл Умар Гунаев.

Он изменился. Воротничок рубашки больше не лежал поверх пиджака, и костюм не выглядел дешёвым. С этикеткой итальянского модельера, а галстук из тяжёлого шелка — явно с улицы Жермен, или Пятой авеню.

За двенадцать лет Умар стал зрелым человеком, но и в сорок лет он оставался красив своей смуглой красотой, выглядел городским жителем, и весьма элегантным. С лёгкой улыбкой он несколько раз кивнул Монку и, сев за стол, положил перед собой плоскую картонную коробку.

— Я получил твой подарок, — сказал он, быстрым движением снял крышку и, вынув из коробки йеменский кинжал гамбию, поднёс его к свету и провёл кончиком пальца по острому лезвию. — Это он?

— Один из них оставил его на мостовой, — ответил Монк. — Я подумал, вы можете пользоваться им для вскрытия писем.

На этот раз Гунаев улыбнулся с искренним удивлением.

— А как вы узнали моё имя?

Монк рассказал ему об альбоме фотографий, которые делали англичане в Омане, снимая всех прибывающих русских.

— А с тех пор что вы слышали?

— Многое.

— Хорошее или плохое?

— Интересное.

— Расскажите мне.

— Я слышал, что капитан Гунаев после десяти лет службы в Первом главном управлении в конце концов устал от расистских шуток и бесперспективной карьеры. Я слышал, что он ушёл из КГБ, чтобы заняться другой работой. Тоже тайной, но совсем другой.

Гунаев рассмеялся. И в этот момент, казалось, трое стражей расслабились. Хозяин показал пример, в каком настроении им следует пребывать.

— Тайная, но совсем другая. Да, это правда. Что дальше?

— Дальше я слышал, что Умар Гунаев поднялся в своей новой жизни до положения полного хозяина всего чеченского преступного мира к западу от Урала.

— Возможно. Что-нибудь ещё?

— Я слышал, что этот Гунаев — человек традиций, хотя и не стар. Что он до сих пор придерживается древних обычаев чеченского народа.

— Вы слышали много, мой американский друг. А что это за обычаи чеченского народа?

— Мне говорили, что в этом вырождающемся мире чеченцы по-прежнему верны законам чести. Они платят свои долги за добро и за зло.

Монк почувствовал, как — позади него напряглись трое его стражей. Этот американец смеётся над ними? Они смотрели на своего вождя. Наконец Гунаев кивнул:

— Вам правильно говорили. Что вы хотите от меня?

— Крова. Места для житья.

— В Москве есть гостиницы.

— В них небезопасно.

— Кто-то пытается вас убить?

— Пока нет, но скоро.