Разбитый, Филип откинулся на спинку своего стула. Ремигиусу удалось-таки подловить его, и теперь он выглядел весьма глупо. Это была месть Ремигиуса за свое поражение на выборах. Филип посмотрел на Уолерана: жалоба была обращена к нему - ему и выносить приговор.
- Все ясно, - без колебании сказал епископ. - Женщина должна признаться в совершенных ею грехах и принести публичное покаяние. Затем она должна покинуть монастырь и в течение года жить в строгости и целомудрии отдельно от строителя. После этого они могут пожениться.
Год в разлуке - это суровое наказание. Филип считал, что, осквернив монастырь, она заслужила его. Однако Филипа очень беспокоило, какова будет ее реакция.
- Она может и не подчиниться твоему решению, - неуверенно сказал он.
Уолеран пожал плечами.
- Тогда гореть ей в аду.
- Я боюсь, если она покинет Кингсбридж, Том может уйти вместе с ней.
- Другие строители найдутся.
- Конечно. - Филипу было бы жаль потерять Тома. Но по выражению лица Уолерана он видел, что епископ был бы не против, если бы Том и его женщина навсегда убрались из Кингсбриджа; и снова он спрашивал себя, почему она так волновала их.
- А теперь уходите все и дайте мне побеседовать с вашим приором, приказал Уолеран.
- Минуту, - резко заговорил Филип. В конце концов, это был его дом, а они были его монахами, и он, а не Уолеран, должен был собирать и отпускать их. - Об этом деле я сам поговорю со строителем. Никто из вас не смеет никому рассказывать об этом, слышите? Того, кто ослушается меня, ждет суровое наказание. Понятно, Ремигиус?
- Да, - процедил тот.
Филип, ничего не говоря, вопросительно взглянул на него. Наступило тягостное молчание.
- Да, отче, - выдавил наконец Ремигиус.
- Ладно, а теперь ступайте.
Ремигиус, Эндрю, Милиус, Катберт и Дин Болдуин - все удалились. Уолеран налил себе еще немного горячего вина и вытянул к огню ноги.
- От этих женщин всегда одни только неприятности, - проговорил он. Когда в конюшне кобыла, жеребцы начинают кусать конюхов, лягаться и творить прочие безобразия. Даже мерины перестают слушаться. Вот и монахи, как мерины: плотская любовь им недоступна, но бабий дух они чуют издалека.
Филип смутился. Ни к чему были столь откровенные слова. Он уставился на свои руки и сказал:
- Как насчет постройки церкви?
- Ах да. Должно быть, ты слышал, что то дело, с которым ты приходил ко мне - по поводу графа Бартоломео и заговора против короля Стефана, обернулось для нас наилучшим образом.
- Да. - Казалось, прошла уйма времени с тех пор, как, дрожа от страха, Филип ездил в епископский дворец, чтобы рассказать о готовившемся против избранного церковью короля заговоре. - Я слышал, что Перси Хамлей напал на Ерлскастл и захватил графа в плен.
- Так и есть. Сейчас Бартоломео в темнице в Винчестере ожидает решения своей участи, - удовлетворенно сказал Уолеран.
- А граф Роберт Глостер? Он был более могущественным заговорщиком.
- А потому и наказание его будет более легким. По сути дела, он вообще не понесет никакого наказания. Он поклялся в верности королю Стефану, и его участие в заговоре было... прощено.
- Но какая во всем этом связь с нашим собором?
Уолеран встал и подошел к окну. Когда он посмотрел на развалины церкви, его глаза наполнились неподдельной тоской, и Филип понял, что, несмотря на всю его светскость, в нем дремало подлинное благочестие.
- Наше участие в разгроме Бартоломео делает короля Стефана нашим должником. И пока еще свежа память, ты и я должны поехать к нему.
- К королю?! - опешил Филип. Это предложение его несколько напугало.
- Он спросит нас, какую мы желаем награду.
Филип понял, к чему клонит Уолеран, и весь затрепетал.
- И мы скажем ему...
Уолеран отвернулся от окна и посмотрел на Филипа; его глаза стали похожими на черные драгоценные камни, в которых блестела жажда власти.
- Мы скажем ему, что желаем иметь в Кингсбридже новый собор, договорил он начатую Филипом фразу.
* * *
Том знал, что Эллен поднимет шум.
Она и так уж злилась за то, что случилось с Джеком, и Тому надо было как-то успокоить ее. Но известие о 'покаянии', которое должна была принести Эллен, теперь могло лишь подлить масла в огонь. Тому очень хотелось отложить объяснение с ней на день-два, чтобы дать ей время немного остыть, но приор Филип сказал, что она должна покинуть монастырь до наступления ночи; и так как Филип сообщил ему об этом требовании в полдень, его разговор с Эллен состоялся во время обеда.
В трапезную они направились вместе с остальными монастырскими работниками после того, как монахи закончили свой обед и ушли. За столом было тесно, но Том подумал, что, возможно, это и неплохо, ибо присутствие посторонних должно было несколько сдержать Эллен.
Но Том ошибался, и очень скоро он это понял.
Он попытался сообщить ей эту неприятную весть осторожно, маленькими порциями.
- Они знают, что мы не женаты, - начал он.
- Кто им наболтал? - зло спросила Эллен. - Какой-нибудь скандалист?
- Альфред. Не вини его - хитрый монах Ремигиус вытянул из него все как есть. Как бы там ни было, мы ведь не просили детей держать это в тайне.
- Я не виню мальчишку, - сказала она уже более спокойным голосом. - Ну и что же они говорят?
Том, наклонившись над столом, подался вперед и прошептал:
- Они говорят, что ты вступила во внебрачную связь. - Он молил Бога, чтобы их никто не услышал.
- Я вступила во внебрачную связь? - громко переспросила она. - А как насчет тебя? Разве этим монахам неизвестно, что для того, чтобы вступить в связь, нужны двое?
Сидевшие поблизости люди засмеялись.
- Тише! - поморщился Том. - Они говорят, что мы должны пожениться.
Она в упор посмотрела на него.
- Если бы это было все, ты не выглядел бы таким жалким, Том Строитель. Выкладывай остальное.
- Они хотят, чтобы ты исповедалась в своем грехе.
- Притворные извращенцы! - с омерзением воскликнула она. - Каждую ночь проводят друг у друга в задницах, а потом у них хватает наглости называть то, что мы делаем, грехом.
Смех в трапезной усилился. Работники прекратили свои разговоры и принялись слушать Эллен.
- Не так громко, - взмолился Том.
- Как я понимаю, они хотят, чтобы я еще и принесла публичное покаяние. Им бы только унизить меня. Что им еще нужно? Давай, говори правду! Ведьме лгать нельзя.
- Перестань! - зашипел Том. - Этим ты только делаешь хуже.
- Тогда говори.
- Нам придется год прожить порознь, и ты должна будешь соблюдать целомудрие...
- Да нассать мне на это! - закричала Эллен.
Теперь на них уже смотрели все.
- И на тебя мне нассать, Том Строитель, - не унималась она. Только сейчас до нее дошло, что она была в центре всеобщего внимания. - И на всех вас тоже! - крикнула она сидевшим за столом работникам. Большинство из них весело улыбались. На нее было трудно обижаться, возможно, потому, что раскрасневшееся лицо и золотистые глаза делали ее такой очаровательной. Эллен встала. - Нассать мне на Кингсбриджский монастырь! - Под гром аплодисментов она вскочила на стол и пошла вдоль него. Обедавшие работяги с хохотом убирали с ее дороги свои миски с супом и кружки с пивом и, когда она проходила, ставили их обратно. - Нассать мне на приора! - продолжала Эллен. - И на его помощника нассать, и на ризничего, и на регента хора, и на казначея, и на все их дела и указы, и на их сундуки, полные серебряных