своего прихода. - У тебя сложилось неверное представление обо мне. Уж не знаю, что я такого сделал во время нашей прошлой встречи, что ты так невзлюбила меня, но, какие бы ни были причины, твои выводы слишком поспешны.

Глядя в сторону, Алина обдумывала свой ответ. Уильям увидел, как позади нее в зале показались спустившиеся из графских покоев рыцарь с воином, которые с озадаченным видом поспешили к выходу. Через минуту вниз сошел одетый в церковные одежды человек - очевидно, секретарь графа - и кого-то поманил. Два рыцаря, поднявшись, пошли наверх. Одним из них был Ральф из Лайма, полыхавший алой подкладкой своего плаща, другим - человек постарше, лысый. Было ясно, что ожидавшие в зале были приглашены на аудиенцию к графу. Но зачем?

- И это теперь? - говорила Алина. Она старалась сдержать себя. Возможно, ее переполнял гнев, но у Уильяма было мерзкое ощущение, что ее просто разбирал смех. - После всех этих неприятностей, и злобы, и скандала, когда наконец все начало успокаиваться, ты говоришь, что я совершила ошибку?

Уильям понял, что надеяться ему не на что.

- Ничего не начало успокаиваться - все об этом только и говорят, моя мать все еще в бешенстве, а отец вынужден появляться на людях, опустив голову! - яростно закричал он. - Для нас все осталось по- прежнему.

- Может, хватит о репутации семьи?

В ее голосе прозвучала угроза, но Уильям не придал этому значения. Он вдруг понял, зачем граф вызвал всех этих людей: рассылает гонцов с посланиями.

- О репутации семьи? - рассеянно переспросил он. - А, да.

- Я знаю, мне следовало подумать и о репутации, и о семейных связях, и о прочих вещах, - сказала Алина. - Но это не главное, когда речь идет о замужестве. - На мгновение она задумалась, затем решилась: - Может быть, стоит рассказать тебе о моей матери. Она ненавидела отца. Он вовсе не плохой человек, более того - он великий человек, и я люблю его, но он ужасно черствый и требовательный и никогда не понимал маму. По натуре она была веселой и беззаботной, любила посмеяться, поболтать, послушать музыку, а он сделал ее несчастной. - Уильяму показалось, что на глаза у нее навернулись слезы, но мысли его были заняты графскими посланиями. - Поэтому она и умерла - просто потому, что он не позволил бы ей быть счастливой. Я знаю это. И отец тоже, как видно, знает. И он обещал, что никогда не выдаст меня замуж за нелюбимого человека. Теперь понимаешь?

'Эти послания - приказы, - размышлял Уильям. - Приказы дружкам и союзникам графа Бартоломео быть готовыми к битве. А гонцы - это свидетели'.

Пристальный взгляд Алины заставил его встрепенуться.

- Замуж за нелюбимого человека? - повторил он ее последние слова. - А разве я не нравлюсь тебе?

В ее глазах вспыхнул гнев.

- Да ты не слушал меня! - возмущенно воскликнула она. - Ты такой эгоист, что и на минуту не способен проникнуться сочувствием к другому. Что ты делал, когда пришел сюда в прошлый раз? Ты только и болтал о собственной персоне и даже не задал мне ни единого вопроса!

Ее голос перешел в крик, и, когда она остановилась, Уильям заметил, что собравшиеся в зале прекратили разговоры и уставились на них. Он почувствовал себя неловко.

- Не так громко, - произнесен.

- Ты хочешь знать, почему я не люблю тебя? - продолжала она, не обращая внимания на его замечание. - Хорошо, я скажу. Я не люблю тебя, потому что ты грубый и невоспитанный. Я не люблю тебя, потому что ты даже читаешь с трудом. Я не люблю тебя, потому что тебя интересуют только твои собаки, твои лошади да твоя особа.

Жильбер Кэтфейс и Джек Фитц Гильом захохотали. Уильям почувствовал, как краснеет его лицо. Эти мужики были ничто, рыцари, и они смели смеяться над ним, сыном лорда Перси Хамлея. Он встал.

- Ну ладно, - отмахнулся он, пытаясь остановить Алину.

Но было уже поздно.

- Я не люблю тебя, потому что ты самовлюбленный, угрюмый и тупой! вопила она. Теперь уже смеялись все рыцари. - Я тебя не люблю. Я тебя презираю, ненавижу, и ты мне просто противен. Вот поэтому я не выйду за тебя замуж никогда!

Рыцари наградили ее одобрительными возгласами и хлопками. Уильям весь сжался. Их смех заставил его почувствовать себя маленьким, слабым и беспомощным, как в детстве, когда он вечно всего пугался. Он повернулся и, стараясь справиться с выражением лица, чтобы скрыть свои чувства, под становившийся все громче смех быстрым шагом пошел к выходу. Добравшись наконец до двери, он распахнул ее и, зацепившись ногой за порог, вывалился наружу. Он с грохотом захлопнул за собой дверь и помчался вниз по лестнице. Его душил стыд, и всю дорогу, пока он шел до ворот, в его ушах звенел их издевательский смех.

* * *

На расстоянии около мили от Ерлскастла дорогу на Ширинг пересекал тракт. У этого перекрестка путник мог повернуть либо на север - в Глостер и к уэльсской границе, либо на юг - в Винчестер и к побережью. Уильям и Уолтер повернули на юг.

Обида Уильяма вылилась в ярость. Он был слишком взбешен для того, чтобы разговаривать. Ему хотелось ударить Алину, а всех этих рыцарей просто прикончить. С каким удовольствием он вогнал бы свой меч в каждый смеющийся рот, а потом бы еще и протолкнул - дальше, в глотку! В голове его уже созрел план, как отомстить за себя хотя бы одному из них. И если получится, он еще и добудет требуемое доказательство. Эта надежда дала ему некоторое утешение.

Прежде всего надо схватить графского гонца. Когда дорога пошла лесом, Уильям спешился и повел коня на поводу. Уолтер молча ехал следом, не решаясь заговорить. Дорога сузилась, и Уильям остановился. Он повернулся к Уолтеру.

- Кто лучше владеет ножом, ты или я?

- В ближнем бою сильнее я, - осторожно ответил слуга. - А вот метаешь точнее ты, милорд. - Когда у Уильяма было скверное настроение, все называли его милордом.

- Полагаю, ты сможешь сбить с ног несущегося коня? - продолжал Уильям.

- Если у меня будет хорошая крепкая жердь, то да.

- Тогда пойди и подбери небольшое дерево, выдерни его и обломай ветки. Вот и будет у тебя хорошая крепкая жердь.

Уолтер отправился выполнять приказание.

Уильям провел коней через заросли к небольшой полянке на приличном расстоянии от дороги и там привязал их, затем расседлал и запасся веревками и ремнями от сбруи - достаточной длины, чтобы хватило связать человека по рукам и ногам и еще осталось. Его план не был как следует продуман, но и времени для этого не было, так что оставалось надеяться на удачу.

На обратном пути к дороге он подобрал обломок ветви старого дуба, сухой и тяжелый, который можно будет использовать как дубину.

Уолтер уже ждал его, жердь была готова. Уильям указал место, где должен будет спрятаться слуга, за толстым стволом бука, что рос у дороги.

- Смотри не брось жердь раньше времени, а то конь перепрыгнет через нее, - предупредил он. - Но и не прозевай - если зацепишь за задние ноги, конь не свалится. Лучше всего попасть между передними ногами. И постарайся вогнать конец в землю - так надежнее.

- Мне уже случалось видеть, как это делается, - кивнул Уолтер.

Уильям вернулся ярдов на тридцать назад по дороге в сторону Ерлскастла. Его задачей будет заставить коня понести, чтобы он уже не смог увернуться от жерди Уолтера. Притаившись у самого края леса, он присел и стал ждать. Рано или поздно один из гонцов графа Бартоломео должен здесь проехать. Уильям надеялся, что ждать придется недолго. Он тревожился, сработает ли его план, и ему не терпелось побыстрее осуществить его.

'Когда эти рыцари смеялись надо мной, они и понятия не имели, что я за ними шпионил, - подумал он с некоторым удовлетворением. - Но очень скоро один из них поймет это. И тогда он горько пожалеет, что смеялся, вместо того чтобы упасть на колени и целовать мне ноги. Он будет рыдать, и просить, и умолять, чтобы я простил его, а я буду делать ему все больнее и больнее'.

Но не только мысль о расправе утешала его. Если задуманное получится, это может в конечном счете