на голой земле.
- О да, они любили тебя, - сказал Джек.
- Как же так получилось, что никто никогда не говорил об этом?
- Тому, конечно, было стыдно, - сказал Джек. - Мать моя наверняка знала об этом, да и мы, дети, тоже чувствовали, что произошло. И все же эта тема всегда была запретной. И потом, мы никогда не связывали того ребенка с тобой.
- Но Том должен был знать.
- Да.
- Почему же он не забрал меня к себе?
- Вскоре после того, как мы оказались здесь, моя мать оставила его, сказал Джек, и грустная улыбка тронула его губы. - Ей трудно было угодить. Точно как Салли. Значит, Тому пришлось бы нанимать кормилицу, чтобы заниматься тобой. Мне кажется, он размышлял так: почему бы не оставить малыша в монастыре, ведь там о нем будет кому позаботиться?
Джонатан кивнул:
- О, старый добрый Джонни Восемь Пенсов. Упокой, Господь, его душу.
- Так Том мог больше времени проводить с тобой. Ты ведь целыми днями носился по монастырскому двору, а он как раз работал там. А если бы он забрал тебя к себе и оставил с няней, вам бы пришлось намного реже видеться. И, я думаю, с годами, пока ты рос монастырским сиротой и, кажется, был по-своему счастлив, Том приходил к мысли, что лучше все оставить как есть. Люди часто отдают своих детей Богу.
- Все это время я стремился узнать правду о моих родителях, - сказал Джонатан. Джек почувствовал, как у него сжалось сердце. - Я изо всех сил старался представить себе, как они выглядят, просил у Бога встречи с ними, спрашивал: любят ли они меня, почему бросили? Теперь я знаю, что мама моя умерла, дав мне жизнь, а отец до конца своих дней был рядом со мной. - Он улыбнулся сквозь слезы. - Я не могу передать тебе, как я счастлив.
Джек сам был готов разрыдаться. Чтобы хоть как-то скрыть свои чувства, он сказал:
- А ты очень похож на Тома.
- Правда? - Джонатан был этим очень доволен.
- Разве ты не помнишь, каким высоким он был?
- Тогда все взрослые были для меня высокими.
- У него были такие же красивые черты, как у тебя. Если ты когда-нибудь задумаешь отпустить бороду, люди наверняка примут тебя за Тома.
- Я помню день, когда он умер, - сказал Джонатан. - Он водил меня по ярмарке, мы смотрели, как травили медведя. Потом я взобрался на стену алтаря, а когда надо было спускаться, очень перепугался. И тогда Том помог мне. Потом он увидел, как приближаются люди Уильяма. И запер меня в монастыре. В тот день я в последний раз видел его живым.
- Я помню, как он снимал тебя с алтаря, - сказал Джек.
- Он хотел уберечь меня от опасности, - задумчиво произнес Джонатан.
- Потом он стал спасать других.
- Он так любил меня.
Джек вдруг сообразил:
- Это ведь может помочь Филипу на суде, как ты думаешь?
- Я совсем забыл... Конечно же. О Боже!
- У нас ведь теперь есть неопровержимые доказательства, - изумился Джек. - Я видел младенца, видел священника, не видел только, как ребенка передали в монастырь.
- Франциск видел. Но он брат Филипа, и к его свидетельству могут не прислушаться.
- Моя мать и Том были вместе в то утро, - сказал Джек, изо всех сил напрягая память. - Они говорили, что собираются искать того священника. Готов поклясться, они пошли в монастырь, чтобы убедиться, что с ребенком все в порядке.
- Если она скажет об этом в суде, это может решить дело, - нетерпеливо сказал Джонатан.
- Но Филип считает ее ведьмой, - сказал Джек. - Позволит ли он ей выступать свидетелем?
- Надо попробовать его уговорить. Но она тоже ненавидит его. Станет ли она говорить?
- Не знаю, - сказал Джек. - Давай спросим у нее.
* * *
- Прелюбодеяние и кумовство?! - воскликнула мать Джека. - Филип?! - Она рассмеялась. - Боже, какая нелепость!
- Мама, это очень серьезно, - сказал Джек.
- Даже если его посадить в бочку с тремя потаскухами он не притронется к ним. Просто не будет знать, что с ними делать!
Джонатан явно нервничал:
- Над приором Филипом нависла беда. Даже если обвинения и звучат нелепо.
- А с чего вдруг мне помогать ему? - сказала Эллен. - Я от него никогда ничего, кроме головной боли, не имела.
Этого Джек и боялся. Мать его так и не простила Филипу, что тот разлучил ее с Томом.
- Точно так же он поступил и со мной. Но я больше не держу на него зла, почему бы и тебе не простить его?
- Я не из тех, кто прощает обиды.
- Хорошо, пусть не ради Филипа, сделай это для меня. Я хочу продолжать строить в Кингсбридже.
- Зачем? Церковь ведь уже построена.
- Я задумал выстроить новый алтарь на месте того, что возвел Том. В новом стиле.
- О, Бога ради...
- Мама! Филип - хороший приор, и, когда он уйдет, на его место встанет Джонатан, но для этого нужно, чтобы ты пришла в Кингсбридж и выступила на суде.
- Ненавижу суды, - сказала Эллен. - От них никогда нельзя ждать хорошего.
От всего этого можно было сойти с ума. В ее руках была судьба Филипа: только она могла доказать его невиновность. Но мать Джека была упрямой старой женщиной, и он боялся, что не сможет уговорить ее.
Попытался еще раз убедить ее:
- Может быть, тебе трудно дойти до Кингсбриджа? Все-таки возраст. Сколько тебе сейчас - шестьдесят восемь?
- Шестьдесят. И перестань меня дразнить, - огрызнулась Эллен. - У меня сил побольше, чем у тебя, сынок.
Похоже, подумал Джек. Ее волосы были белыми как снег, лицо изрезали глубокие морщины, но ее удивительные золотые глаза видели все гораздо лучше, чем прежде: стоило ей только взглянуть на Джонатана, как она сразу поняла, кто он такой.
- Ну что ж, мне нет нужды спрашивать, зачем ты здесь, - сказала она, обращаясь к Джонатану. - Ты ведь теперь знаешь, откуда ты взялся? Боже, подумать только, ты такой же высокий и почти такой же широкоплечий, как твой отец. - Она была по-прежнему независима и своенравна.
- Салли вся в тебя, - сказал Джек.
Эллен это понравилось.
- В самом деле? - Она улыбнулась. - Чем же?
- Тоже упрямая как осел.
- Хм. - Мать сердито посмотрела на сына. - Ничего, это у нее пройдет со временем.
Джек решил, что пора еще раз попросить ее.
- Мама, пожалуйста, пойдем с нами в Кингсбридж. Умоляю тебя, скажи правду.
- Не знаю, не знаю, - ответила она.
- Я хотел бы попросить тебя о другом, - сказал ей Джонатан.
Джек с удивлением ждал, что же скажет монах. Он боялся, что тот сгоряча выпалит что-нибудь такое, что не понравится матери: настроить ее против себя можно было одним словом, в особенности священнику. Джек затаил дыхание.
- Ты можешь показать мне место, где похоронена моя мать? - спросил Джонатан.