глазами проплывали лица людей, встречавшихся ей на пути: жадные, жестокие, похотливые, которые не моргнув глазом лишили бы ее жизни, если бы она только позволила себе на мгновение расслабиться. Она вспомнила, как скрепя сердце отвергла любовь дорогого ей Джека и стала женой Альфреда и как потом месяцами спала на полу в ногах его кровати; а все из-за того, что Альфред обещал помочь Ричарду оружием, чтобы тот смог вернуть себе этот замок.

- Ну вот, отец, - произнесла она вслух. Ее никто не слышал, все были слишком возбуждены. - Ты ведь хотел этого, - сказала она, обращаясь к умершему отцу, ощущая на сердце смесь горечи и великой радости победы. - Я поклялась тебе и сдержала свое слово. Я заботилась о брате, а он без устали сражался все эти годы - и вот мы наконец дома, и Ричард теперь законный граф. А сейчас... - Голос ее перешел на крик, но вокруг кричали все, и никто не заметил слез, катившихся по ее щекам. - А сейчас, отец, все, отправляйся с миром обратно в могилу и оставь меня!

Глава 16

I

Ремигиус даже в нужде выглядел заносчивым и надменным. Он вошел в графский дом в родовом имении Хамлеев с высоко поднятой головой и поверх своего длинного носа осмотрел толстые грубые балки, на которых держалась крыша, мазанные глиной стены, открытый очаг на утрамбованном земляном полу.

Уильям ненавидящим взглядом следил за ним. Я могу быть в беде, но тебе все равно сейчас хуже, чем мне, подумал он, заметив, что на монахе чиненые-перечиненые сандалии, грязное платье, что он давно не брился и волосы его забыли, что такое гребень. Ремигиус никогда не отличался особой полнотой, но сейчас был просто тощим; самонадеянное выражение на его лице не могло тем не менее скрыть от постороннего взгляда морщин усталости и синюшного цвета мешков под глазами - явных признаков тяжелой неудачи, которую он потерпел. Но Ремигиус был еще не до конца сломлен; побит, и сильно, - да, но надежда в нем еще теплилась.

- Благослови тебя Господь, сын мои, - сказал он, обращаясь к Уильяму.

- Что тебе нужно, Ремигиус? - Уильям умышленно опустил обращение 'святой отец' или 'брат', чтобы задеть монаха.

Ремигиуса передернуло, словно от боли. Граф почувствовал, что редко в своей жизни тому приходилось испытывать подобное обращение со стороны кого бы то ни было.

- Земли, которые ты подарил мне, как главе капитула в Ширинге, вновь перешли к графу Ричарду, - сказал Ремигиус.

- Ничего удивительного, - ответил Уильям. - Все теперь должно быть возвращено прежним владельцам.

- Но я лишился всех средств к существованию.

- Не ты один, - небрежно бросил ему Уильям. - Придется тебе возвращаться в Кингсбридж.

Ремигиус побелел от злобы.

- Я не могу, - сквозь зубы процедил он.

- Почему же? - Уильям явно решил поиздеваться над стариком.

- Тебе известны причины.

- Боишься, Филип скажет тебе, что нехорошо выпытывать секреты у маленьких девочек? Ты думаешь, он считает тебя предателем потому, что ты выдал мне, где находился лагерь разбойников? Или ты ждешь, что он рассердится из-за того, что тебя назначили настоятелем новой церкви, которую начали строить на месте той, что принадлежала ему? Ну тогда, думаю, тебе и впрямь не стоит возвращаться.

- Дай мне хоть что-нибудь, - жалобно произнес Ремигиус. - Одну маленькую деревню. Крошечное хозяйство. Церковку.

- За поражение вознаграждений не дают, монах, - сурово сказал Уильям. В эту минуту он испытывал пьянящее чувство превосходства над этим человеком. Никому в этом мире за пределами монастыря ты не нужен. Утки поедают червей, лисы охотятся за утками, человек убивает лис, а дьявол охотится за человеком.

- Что же мне делать? - Ремигиус перешел на шепот.

Уильям ухмыльнулся и сказал:

- Попрошайничать.

Монах молча повернулся и вышел из дома.

'Надо же, гордый, - подумал Уильям, - но ничего, скоро эта спесь слетит с тебя. Поплачешь'.

Ему доставляло неизъяснимое удовольствие видеть, как судьба бьет кого-то больнее, чем его самого. Он никогда не забудет мучительной боли, которую испытал, стоя у ворот своего замка и не имея возможности войти. Ему сразу показалось подозрительным, когда Ричард со своими людьми спешно покинул Винчестер; а как только был подписан мирный договор, его подозрения переросли в терзавшую душу тревогу, и он со своими рыцарями опрометью бросился в Ерлскастл. Его охраняла небольшая группа воинов, и он надеялся застать Ричарда в полях, готовящим осаду. Подъехав к замку и убедившись, что все спокойно, он начал корить себя на чем свет стоит за то, что связал отъезд Ричарда с угрозой себе.

Но, приблизившись в стенам замка, Уильям увидел, что мост поднят. Он остановился у самого обрыва глубокого рва и закричал:

- Откройте графу!

И тут на парапетной стене появился Ричард.

- Граф в замке, - сказал он.

У Уильяма земля поплыла под ногами. Он всегда боялся Ричарда, всегда считал самым опасным своим врагом, но никогда не думал, что окажется таким беззащитным сейчас, именно в этот момент. Настоящей угрозы своей власти он ждал только после смерти Стефана, когда на трон взошел бы Генрих, а до этого можно было спокойно жить еще целых десять лет. Только теперь, когда он сидел в скромном доме Хамлеев, размышляя над ошибками, которые допустил, он понял, насколько Ричард оказался умнее и хитрее. Ему удалось проскочить в крошечную щель: его нельзя было обвинить в нарушении мира в королевстве, поскольку воина еще продолжалась, а его притязания на графство были вполне законными согласно новому мирному договору. А у стареющего, уставшего и разгромленного Стефана уже не оставалось сил для новых сражении.

Ричард великодушно отпустил тех воинов Уильяма, которые хотели продолжать служить ему. Одноглазый Вальдо и рассказал Уильяму, как был захвачен замок. Предательство Элизабет было для него страшным ударом, но хуже всего, самым унизительным было то, что к этому приложила свою руку Алина. Беззащитная девушка, над которой он надругался много лет назад, которую вышвырнул из родного дома, вернулась и отомстила ему. Всякий раз, когда он вспоминал об этом, в желудке начинало нестерпимо жечь, словно он глотнул уксуса.

Его первым порывом было начать войну против Ричарда. Он мог сохранить свою армию, скрываясь по деревням, собирая подати и получая от крестьян продукты. Между делом совершал бы молниеносные налеты на отряды своего врага. Но Ричард владел замком, и время работало на него, ведь Стефан, который поддерживал Уильяма, был стар и немощен, а за Ричардом стоял молодой герцог Генрих, уже примерявший к себе трон.

И Уильям решил поберечь силы. Он заперся в своем родовом имении, где и проводил все время в старом доме, знакомом с детских лет. Деревня Хамлей и окрестные деревушки были пожалованы отцу Уильяма тридцать лет назад. Места эти не были частью графства, так что Ричард не мог претендовать на них.

Уильям надеялся, что если он не будет высовываться, то Ричард, удовлетворившись своей победой, забудет о нем. До сих пор так оно и было. Но Уильяму деревня Хамлей была ненавистна. Он терпеть не мог маленьких аккуратных домиков, пугливых уток на пруду, выцветшее серое здание церквушки, розовощеких детей, крутобедрых крестьянок и сильных упрямых деревенских мужиков. Ненавидел за то, что все это - убогое, некрасивое, нищее - стало символом падения их рода. Глядя, как согнувшиеся от непосильного труда крестьяне начинают весеннюю вспашку, он мысленно прикидывал, сколько хлеба сможет получить с них в этом году. Выходило негусто. Пробовал охотиться на оставшихся нескольких акрах леса, но не встретил ни одного оленя.

- Теперь разве что кабана какого подстрелишь, мой господин, - сказал ему как-то лесник. - Всех оленей разбойники с голодухи пожрали.

В большом зале своего дома он устроил нечто вроде помещения для суда и там под завывание ветра в щелях глиняных стен выносил суровые приговоры крестьянам, налагал на них огромные штрафы - в общем,