поездку во Фландрию, заверила торговых партнеров мужа, что все их договора остаются в силе, и провела ремонт амбара, одновременно немного его расширив. Когда же начнется сезон стрижки овец, она станет покупать шерсть так же, как это делал муж. Мэг знала, как определить качество товара и какую установить цену. Несмотря на несколько подмоченную репутацию супруга, ее приняли в городскую купеческую гильдию, ибо так уж было заведено среди купцов - помогать семьям попавших в трудное положение собратьев.
Поев и выпив вина, Ричард и Алина, сидя у огня, поболтали с Мэг, а когда стало смеркаться, отправились ночевать в монастырь. Алине вновь снились кошмары. На этот раз она увидела своего отца. Он сидел на троне в тюрьме, как всегда высокий и бледный, а когда она пришла навестить его, то должна была поклониться, словно он был королем. Затем он начал ругаться, обвиняя ее в том, что она предала его, оставив гнить в тюрьме и уйдя жить в бордель. Возмущенная такой несправедливостью, Алина в ярости закричала, что это он предал ее. Она собралась было добавить, что он бросил ее на милость Уильяма Хамлея, но ей не хотелось рассказывать о том, что этот негодяй с ней сделал; и тут она увидела сидящего здесь же на топчане Уильяма, который из миски ел вишню. Он плюнул в нее вишневой косточкой. Косточка попала в щеку и словно ужалила Алину. Отец улыбнулся, а Уильям начал бросать в нее вишнями. Ягоды забрызгали лицо и платье, и Алина заплакала, потому что это было хоть и старое, но ее единственное платье, и теперь все оно было покрыто, словно каплями крови, пятнами вишневого сока.
Ей стало так невыносимо тоскливо, что, когда она проснулась и обнаружила, что все это ей лишь пригрезилось, почувствовала огромное облегчение, даже несмотря на то, что действительность, возможно, была гораздо хуже, чем этот сон.
В трещинах деревянных стен забрезжил рассвет. Люди вокруг Алины начали просыпаться и вставать. Вскоре пришли монахи, открыли двери и ставни и позвали всех завтракать.
Быстро поев, Алина и Ричард поспешили к дому Мэг. Она уже собралась и ждала их. Мэг приготовила на обед мужу говяжье рагу со специями, и Алина велела Ричарду помочь дотащить тяжелый котелок. Ей было стыдно, что своему отцу они не могли принести ничего.
Они поднялись по Хай-стрит, вошли через задние ворота в замок, миновали дворец и спустились к тюрьме. Алина вспомнила, что вчера ответил ей Одо на вопрос о здоровье отца. 'Он умирает', - сказал тюремщик. Тогда она подумала, что, будучи человеком злым, он преувеличивает, но сейчас она начала беспокоиться.
- Что-нибудь случилось с моим отцом? - спросила она Мэг.
- Не знаю, дорогая, - ответила женщина. - Я никогда не видела его.
- Тюремщик говорит, он при смерти.
- Этот человек подлый, как кот. Вполне возможно, он так сказал, чтобы причинить тебе боль. Как бы там ни было, через минуту ты все сама узнаешь.
Несмотря на доброе отношение Мэг, на душе у Алины было неспокойно, и, входя в зловонную, мрачную тюрьму, она чувствовала, как ее раздирают сомнения и страхи.
Одо грел руки возле огня. Кивнув Мэг, он уставился на Алину.
- Нашли деньги? - пробурчал он.
- Я заплачу за них, - сказала Мэг. - Вот два пенса - один за меня и один за них.
Тупая физиономия тюремщика приняла хитрое выражение.
- За них нужно два пенса: по пенни за каждого.
- Не будь таким псом! - разозлилась Мэг. - Пропусти обоих, или я устрою тебе неприятности через купеческую гильдию и ты потеряешь эту работу.
- Ну ладно, ладно, только не надо пугать, - проворчал Одо. Он ткнул пальцем в сторону арки в каменной стене. - Бартоломео там.
- Вам понадобится свет, - проговорила Мэг. Она вынула из кармана плаща пару свечей, зажгла их и одну протянула Алине. Лицо женщины было озабоченным. - Надеюсь, все будет хорошо, - сказала она и, поцеловав Алину, быстро пошла к противоположной арке.
- Спасибо тебе за пенни! - крикнула ей вдогонку Алина, но Мэг уже исчезла во мраке.
Вглядываясь в темноту, высоко подняв свечу, Алина прошла в арку и очутилась на крохотной квадратной площадке. Здесь она различила три тяжелые двери, запертые снаружи на засов.
- Прямо перед тобой! - крикнул Одо.
- Ричард, подними засов, - сказала Алина.
Сняв со скоб увесистый деревянный брус, Ричард приставил его к стене. Алина прошептала молитву и толкнула дверь. В келье была кромешная тьма. Алина посветила свечой и всмотрелась в дрожащие тени. Здесь стояла страшная вонь.
- Кто это? - раздался голос из темноты.
- Отец? - Она различила сидящую на покрытом сеном полу темную фигуру.
- Алина? - В голосе слышалось крайнее удивление. - Это Алина? - Голос был похож на отцовский, только он стал каким-то старым.
Держа над собой свечу, Алина подошла поближе. Отец поднял на нее глаза, и свет упал на его лицо. Алина вскрикнула от ужаса.
Его трудно было узнать.
Он всегда был худым, но сейчас он превратился в скелет, покрытый отвратительной грязью и одетый в лохмотья.
- Алина! - простонал отец. - Это ты! - Его лицо дернулось в похожей на оскал улыбке.
Из глаз Алины брызнули слезы. Ничто не могло подготовить ее к этому зрелищу. Ничего страшнее нельзя было и вообразить. Она сразу поняла, что дни отца сочтены: подлый Одо сказал правду. Но отец все еще был жив, все еще страдал и мучительно переживал встречу с ней. Она твердо решила сохранять спокойствие, но теперь полностью потеряла самообладание и упала перед ним на колени, захлебываясь в безутешных рыданиях.
Он наклонился вперед, обнял ее и стал гладить по спине, словно успокаивая разбившего коленку или сломавшего игрушку ребенка.
- Ну не плачь, - ласково приговаривал отец. - Не надо плакать сейчас, когда ты сделала своего отца таким счастливым.
Алина почувствовала, как он берет свечу, которую она держала в руке.
- А этот молодой человек - мой Ричард?
- Да, отец, - с трудом выдавил из себя Ричард.
Алина обняла отца. Его тело было словно мешок с костями. У него не осталось плоти. Ей хотелось сказать какие-нибудь слова любви или успокоения, но слезы душили ее.
- Ричард, - говорил отец, - как же ты вырос! У тебя уже растет борода?
- Только начала, отец, но она еще очень светлая.
Алина понимала, что Ричард с трудом сдерживает слезы и изо всех сил старается сохранить спокойствие. Будет стыдно, если он расплачется, и отец наверняка скажет, чтобы он немедленно прекратил и вел себя как подобает мужчине. Волнуясь из-за Ричарда, Алина перестала плакать и заставила себя собраться. Она еще раз сжала ужасно исхудавшее тело отца, затем отстранилась, вытерла слезы и высморкалась в рукав.
- С вами все в порядке? - спросил отец. Он говорил медленнее, чем обычно, и его голос временами дрожал. - Как вы управлялись без меня? Где жили? Мне ведь о вас ничего не сообщают - это самая страшная пытка, которую они смогли изобрести. Но кажется, с вами все нормально - живы и здоровы. Это чудесно!
Упоминание о пытке заставило Алину задуматься о муках, которые, возможно, он претерпел, но, боясь услышать ответ, она не стала спрашивать об этом.
- У нас все нормально, отец, - солгала Алина, зная, что правда могла совсем доконать его, испортить эти мгновения счастья и наполнить последние дни его жизни страданиями и угрызениями совести. - Мы жили в замке, и Мэттью заботился о нас.
- Но вы больше не можете там жить, - возразил отец. - Король сделал эту жирную уродину Перси Хамлея графом, и теперь замок принадлежит ему.
Это ему было известно.
- Да, отец, - сказала Алина. - Мы ушли оттуда.