остановить наше движение, только один единственный способ покончить с ним. Но не с помощью высылки нас.

- Нет! - раздался чей-то крик.

- И не отправлять нас в тюрьмы!

- Нет! - подхватила вся толпа.

- А предоставив нам наши законные права!

- Да!

Тут Шарлотта вдруг осознала, что и она кричит вместе со всеми. Маленькая женщина на сцене словно излучала праведный гнев. С горящими глазами и сжатыми кулаками, она вздернула подбородок, и голос ее завибрировал от волнения.

- Огонь страданий, сжигающий наших сестер в узилище, сжигает и нас, продолжала она. - Сейчас мы делим с ними муки, а потом разделим и победу. Отблеск этого огня озарит жизни тех, кто нищ и унижен, и наполнит их новой надеждой. Он разбудит тех, кто до сих пор был глух и нем, и одарит их красноречием, чтобы проповедовать наши идеи. Дух нашего движения сильнее любой тирании и любого насилия. Сейчас он сильнее самой смерти!

Днем Лидию настигло ужасное прозрение.

После ленча она пошла немного полежать в свою комнату. Она была не в состоянии думать ни о чем и ни о ком, кроме Феликса. Его магнетизм все еще действовал на нее; глупо было бы отрицать это. Но она уже не была той беспомощной юной девушкой. Она обладала силой характера. И потому твердо решила, что не потеряет самообладания и не позволит Феликсу разрушить то спокойное течение жизни, что она создала для себя.

Она перебрала в уме все те вопросы, которые так и не задала ему. Что он делал в Лондоне? На что жил? Откуда он узнал, где найти ее?

Выходит, он назвался Причарду фальшивым именем. Очевидно, он боялся, что она не примет его. Она поняла, почему в имени 'Константин Дмитриевич Левин' прозвучало что-то знакомое: так звали одного из героев 'Анны Карениной', романа, который она купила в книжной лавке в день, когда впервые встретилась с Феликсом. Это имя вызывало целый поток смутных воспоминаний, оно словно навеяло ей вкус чего-то, забытого в далеком детстве. Она припомнила, как они спорили об этой книге. Удивительно правдиво, заметила тогда Лидия, она ведь знала, что бывает, когда страсть захватывает все существо порядочной женщины из общества; Анна и была Лидией. 'Но книга вовсе не об Анне, - сказал Феликс, - а о Левине и его поисках ответа на вопрос: 'Как следует жить?'. Ответ самого Толстого был - 'В душе человек знает, что есть добро'. Феликс же утверждал, что подобная отвлеченная мораль, абсолютно не принимающая во внимание ни историю, ни экономику, ни политику, и привела правящие слои России к вырождению и полной неспособности что-либо делать. В тот вечер они ели маринованные огурцы, и она впервые попробовала водки. На ней было платье бирюзового цвета, отчего ее серые глаза становились почти синими. Феликс тогда целовал ее ступни, а потом...

'Да, - подумала она, - с его стороны было верхом коварства напомнить мне обо всем этом'.

'Интересно, давно ли он в Лондоне, или же просто пришел, чтобы увидеть Алекса? Вероятно, должен быть уж очень серьезный повод обратиться к адмиралу во время визита в Лондон и просить об освобождении какого-то матроса'. Тут впервые Лидии пришло в голову, что Феликс мог сказать ей неправду. В конце концов, он ведь по-прежнему был анархистом. В 1895 году он сознательно отрицал всякое насилие, но с тех пор мог измениться.

Если бы Стивен узнал, что я сообщила анархисту, где находится Алекс... За чаем эта мысль продолжала беспокоить ее. Беспокойство не отпускало ее и тогда, когда горничная укладывала ей волосы, в результате чего прическа не удалась, и Лидия выглядела ужасно. Она сильно переживала за ужином, отчего не могла поддерживать должным образом оживленной беседы с маркизой Куорт, мистером Чемберленом и молодым человеком по имени Фредди, вслух выражавшим надежду, что у Шарлотты нет никаких серьезных недостатков.

Она вспомнила порез на руке Феликса и то, как он вскрикнул от боли, когда она взяла его ладонь. Она лишь мельком видела рану, но ей показалось, что она достаточно глубокая и ее пришлось зашивать.

Тем не менее, только уже поздним вечером, сидя у себя в спальне и расчесывая волосы, она вдруг связала Феликса и того сумасшедшего из парка.

Мысль была столь пугающей, что она выронила позолоченную щетку на туалетный столик, разбив при этом стеклянный флакон духов.

А что, если Феликс специально приехал в Лондон, чтобы убить Алекса?

Предположим, это Феликс напал на их экипаж в парке, но не с целью грабежа, а чтобы расправиться с Алексом? Был ли тот человек с пистолетом такого же телосложения, что и Феликс? Да, вполне похож... А Стивен ранил того своей шпагой...

После этого Алекс покинул их дом, потому что был напуган (или же, скорее всего, как поняла она теперь, потому что знал, что 'ограбление' на самом деле было покушением на его жизнь), и вот Феликс, не зная, где найти его, обращается к Лидии...

Она взглянула на свое отражение в зеркале. У женщины, которую она там увидела, были серые глаза, светлые брови, белокурые волосы, хорошенькое личико и куриные мозги. Могло все быть именно так? Мог ли Феликс столь жестоко обмануть ее? Да - потому что девятнадцать долгих лет он воображал себе, что она предала его.

Собрав осколки разбитого флакона, она завернула их в платок и вытерла пролитые духи. Она теперь не знала, что ей делать. Следовало предупредить Стивена, но каким образом? 'Да, кстати, сегодня утром заходил один анархист и спросил меня, куда переехал Алекс. А так как он раньше был моим любовником, то я и рассказала все ему...' Нет, так не годилось. Ей придется выдумать какую-нибудь историю. Она задумалась. Когда-то она могла лгать, не краснея, но ей давно не приходилось делать этого. В конце концов она решила обойтись теми баснями, что Феликс наговорил ей и Причарду.

Накинув кашемировый халат поверх шелковой ночной рубашки, она направилась в спальню Стивена.

В пижаме и халате он сидел у окна, держа в одной руке рюмку коньяка, а в другой сигару, и посматривал в залитый лунным светом парк. При ее виде он удивился, так как обычно это он ночью шел к ней в спальню. Он встал и, улыбаясь, обнял ее. Она поняла, что он решил, что она пришла на любовное свидание с ним.

- Я хочу поговорить с тобой, - промолвила она.

Он отпустил ее. На его лице читалось разочарование.

- В столь поздний час? - спросил он.

- Мне кажется, я совершила ужасную глупость.

- Расскажи мне, в чем дело.

Они сели по разные стороны погасшего камина. Внезапно Лидия пожалела, что не любовь привела ее сюда.

- Сегодня утром к нам в дом приходил один человек, - начала она. Сказал, что знал меня еще по Петербургу. Его имя показалось знакомым, ну, знаешь, как это бывает иногда...

- И как же его звали?

- Левин.

- Продолжай.

- Он заявил, что хочет видеть князя Орлова.

Стивен вдруг весь насторожился.

- Зачем?

- По поводу какого-то матроса, несправедливо осужденного. Этот... Левин... хотел обратиться с просьбой об освобождении того человека.

- И что ты сказала?

- Я назвала ему отель 'Савой'.

- Черт побери, - выругался Стивен, но тут же извинился: - Прости, пожалуйста.

- Потом мне пришло в голову, что этот Левин, возможно, замыслил что-то недоброе. У него был порез на руке, и тут я вспомнила, как ты ранил того сумасшедшего в парке... так что, понимаешь, все это доходило