представленный вами образец ни малейшего отношения не имеет.
— Послушайте, мне некогда играть словами. И вам, кстати, тоже!
Старик сделал вид, что выведен из равновесия — и молодой человек сразу же утратил игривость:
— Я уже говорил, что порылся в архивах… Так вот, то, что вы мне дали не совпадает ни с одним из проектов новых денег. Ни с одним! Ни с теми, которые отобраны для принятия окончательного решения, ни даже с теми, которые сразу же были отклонены комиссией.
— Не совпадает в деталях или полностью?
— Видите ли, господин Боот, существуют довольно строгие критерии, которым должны были соответствовать представляемые на конкурс образцы банкнот. Они заранее публиковались: наличие определенной символики, степеней защиты, перечень номиналов… Но сами представленные и отобранные образцы, конечно, хранятся в тайне! Как раз, чтобы избежать подделок.
— Допустим.
— Так вот, у меня создалось впечатление, что ваш… экземпляр изготовлен на основании требований, которые выдвигались Институтом перед участниками конкурса. Так сказать, по заочному описанию.
— Соответствует?
— Я бы даже сказал — слишком! Слишком много всего на единицу площади — и голограмма, и просто обьемная печать, и металлизированнгая ленточка, и нити в фактуре бумаги…
— Производство кустарное?
— Что вы! Очень высокое качество.
— Можете подготовить мне список типографий, которые могли это сделать?
— Попробую. Их не так уж много, тем более, что требуется довольно длинная, сложная технологическая цепочка и весьма специфические материалы.
— И не только по Европе?
— Да, конечно — США, Ближний Восток, Азия…
— А Россия?
— Вряд ли, господин Боот! — развел руками собеседник. — Тут лучше использовать ваши каналы.
— Хорошо…
— Теперь мне можно идти?
— Конечно, Джэк. Гонорар получите у сопровождающего. Еще виски?
— Нет, спасибо, господин Боот!
В сопровождении хозяина молодой человек прошел к выходу из коттеджа.
— Чудесное место.
— Да, неплохо… — сумерки уже опускались на лес, отчего яркие фары закрепленного за господином Боотом «лэндровера» казались неестественно мощными и большими.
— Скажите, по вашему мнению — что же это все-таки такое?
Гость покосился на знакомый конверт, прихваченный стариком со стола:
— По моему мнению? Не знаю. Если бы подобный «фантик» дал мне кто-то другой, я решил бы, что это оригинальная шутка. Дорогая, правда, но… Однако, вы ведь шутками подобного свойства не занимаетесь?
— Не занимаемся… До свидания, Джэк! Желаю удачи.
— Вам тоже, господин Боот. Всего доброго!
Не дожидаясь, пока джип покинет территорию пансионата, старик прикрыл за собой дверь.
— Правда, похоже на Россию?
— Похоже, — после некоторой паузы пожал плечами Виноградов. Места здесь действительно напоминали родной Карельский перешеек где-нибудь между Выборгом и Первомайским.
— Но — не совсем?
— Сам видишь. Слишком уж все чистенько, аккуратно.
— Это плохо?
— Нет, почему же! Здорово, — Владимир Александрович в очередной раз огляделся:
— Но дома все равно лучше.
— Хм-м… Как это сказано у поэта? «Умом Россию не понять, аршином общим не измерить…»
Виноградов с некоторым даже сочувствием посмотрел на собеседника и ответил одной из своих самых любимых цитат:
«Давно пора, едрена мать,
Умом Россию понимать!»
Посмеялись, потом помолчали.
Слышно стало, как где-то вдали, за лесом, промчался по трассе запоздалый грузовичок. Потом подала голос потревоженная ненароком ночная птица — и опять обступившую со всех сторон тишину нарушал только неторопливый шелест деревьев.
— Отпустил бы ты меня, Вася…
— Не могу, — вздохнул Френкель.
— Боишься?
— Нет.
Владимир Александрович поставил диагноз:
— Сволочь ты, вот кто!
— Здрас-с-сте… Это что — вместо спасибо? Я ведь, между прочим, жизнь тебе спас!
— Ну и радуйся, — не совсем логично парировал Виноградов.
Еще некоторое время собеседники лениво переругивались — без особого энтузиазма. Скорее, просто, чтобы убить время.
— Нет, но ты все же»совок» неблагодарный… Кофе ещё будешь?
— Давай.
Френкель наполнил крышку от термоса — сначала майору, потом себе. Запахло тропическим летом и дальними странами.
— Гадость растворимая.
— Не нравится — не пей…
— Еще и голодом хочешь уморить? Сад-дист!
— Тоже мне, «испанский пленник». — фыркнул собеседник Виноградова:
— Нет, но странный народ — кормят, поят, делать ничего не надо, а он обратно в конуру вонючую рвется!
— Не понимаешь? И не поймешь… Вася.
— Ага! Еще чем-нибудь вроде безродного космополита обзови.
— А ты себя, конечно, Че Геварой считаешь?
Ответа он не расслышал — в ночной тишине неожиданно громко подала сигнал портативная радиостанция. Такие УКВ — приемники и передатчики используют обычно для переговоров на дорогах Северной Европы водители большегрузных трейлеров.
— Вот и дождались… — Френкель переключил какой-то тумблер и ответил на вызов.
Обмен условными репликами не занял много времени — получив подтвеждение, что все в порядке, невидимый собеседник прервал сеанс связи.
— Это вы на каком языке? По-фински? — чтобы хоть что-нибудь сказать поинтересовался майор.
— На эстонском.
— Понятно…
Между собеседниками постепенно возрастала неловкость, неизменная спутница затянувшихся прощаний.
— Слышь, Василий? Спасибо тебе.
— Сочтемся, Саныч!
— Ты… поосторожнее, ладно?
— Попробую, — Френкель прислушался к постепенно нарастающему вдали звуку мощного дизеля. — Надеюсь, твои друзья хоть на этот раз обойдутся без глупостей?
Вместо ответа Виноградов, проламывая не окрепший ещё ледок отчуждения, выругался в адрес людей в
