– Ну что? – пытает одного из членов парткома Тюрин. – Кто был за, кто был против?

– Все – за! – вяло отвечает член парткома. – И попробовали бы не проголосовать...

– Исключили? – ахает Сима. – Ах вы, гадье!.. Ах вы, твари позорные!..

– Был бы у тебя партбилет, – огрызается другой член парткома, – ты бы по-другому заговорила!..

– У меня партбилет? – хохочет Сима. – Да я с таким, как ты, на одном гектаре... На кой мне он нужен, если из людей делает таких вот нелюдей?

– Не усугубляй, Сима, – мягко говорит Левушка. – Им и так тошно. Еще не вечер, еще не вечер... Будем бороться...

– Отборолись! – не унимается Сима. – Это вы при шефе были борцы!.. А без него вы – мразь!..

– Надо срочно написать в Политбюро, – пытается взять ситуацию в свои руки Федяева. – С просьбой о пересмотре...

– Лучше в ООН, Лидия Николаевна, – серьезно советует Гордынский. – Быстрее отреагируют.

– А что теперь с нами будет? – кокетливо вопрошает Аллочка. – Мы теперь тоже вроде как бы враги народа.

– Что-нибудь придумают, – в тон ей отвечает Ниночка. – Может, сошлют, может, расстреляют.

– Скорее всего, сошлют! – авторитетно поддерживает разговор Боря. – Будут предлагать точки – проситесь в Англию.

...На одном из столиков в гримуборной Андрея Ивановича разложена целая аптечка, над которой хлопочет переполошенная Элла Эрнестовна. Сам Андрей Иванович полулежит на диване, руки теребят диванную обшивку, на лбу – бисеринки пота.

– Да нормально, Элла, – успокаивает он жену, хотя самого колотит крупная дрожь. – Под лопаткой уже отпустило... Много нитроглицерина тоже нельзя, может быть коллапс... Ты знаешь, это было, как гипноз... Вот он смотрит на меня, и я чувствую, как язык у меня деревенеет... У него такой взгляд... нехороший взгляд... как у тех...

– Это страх, Андрюша, – Элла Эрнестовна промокает платком влажный лоб мужа. – Это на всю жизнь. Ты уж смирись с этим, побереги сердце...

– Он зачитал нам какую-то ерунду... Цитаты из западных газет... В общем, я плохо помню... А потом предложил голосовать... И рука у меня поднялась сама собой... И все подняли руки. Хотя нет, один был против. Коля Малинин. Монтировщик.

– Не будь ребенком! – увещевает мужа Элла Эрнестовна. – Ты думаешь, от вас что-то зависело?.. Да они исключили бы Георгия Петровича и без вас!.. Ваше голосование – пустая формальность!..

– Да пойми, Элла, – стонет Андрей Иваныч, – им было важно сделать это нашими руками!.. Чтобы показать нам, какие мы ничтожества!.,. И они этого добились. Да, собственно говоря, и не добивались. Просто цыкнули – и мы тут же упали на карачки!.. Господи, какой стыд!..

– Прекрати, Андрей! – Элла Эрнестовна переходит на шепот. – Ты же знаешь эту машину. Она раздавит всякого, кто будет ей сопротивляться. Ты однажды уже попробовал. Пусть пробуют другие!..

По радиотрансляции – настойчивые звонки.

Татьяна в своей гримуборной поспешно натягивает на себя какую-то хламиду. Оглядывает себя в зеркале. Поправляет волосы. Пудрит нос.

«Ку-ку!» – Татьяна резко поворачивается и видит высовывающуюся из-за вешалки физиономию Гордынского.

– Ты с ума сошел! – ахает Татьяна. – Тебя ж могут увидеть!.. А ну, выматывайся немедленно!..

– Сейчас время пик, – объясняет Игорь. – Все на прогоне. – И тут же меняет тон: – Тань, только один вопрос: когда мы увидимся?

– Никогда, Игорь, – Татьяна снова поворачивается к зеркалу. – И не задавай больше никаких вопросов.

– Вот это да! – лицо у Игоря вытягивается. – Так-таки и никогда? Напугал тебя наш мавр!..

– Я не хочу доставлять Леве неприятные минуты. И так весь театр шушукается.

– А обо мне ты подумала? – вскрикивает Игорь. – Или мои переживания тут не в счет?..

– Ты – другое дело, – парирует Татьяна. – Ты – свободный человек. И потом – я люблю мужа.

– Что ты говоришь! – ехидничает Игорь. – Оказывается, ты любишь мужа!.. Не поздновато ли прозрела?

– А ты и в самом деле пошляк! – Татьяна брезгливо разглядывает Игоря в зеркале. – Правильно про тебя говорят: пошлый дурак с оловянными глазами...

– Это кто же так говорит? – последние слова задели Игоря за живое. – Уж не Левушка ли? В таком случае можешь передать ему, что он благородный умник с натуральными рогами!..

Вот этого говорить не следовало, тут Игорю явно изменило чувство меры. Он не успевает даже осмыслить сказанное. а в руках у Татьяны уже матово поблескивают щипцы для завивки волос.

– Пошел вон! – приказывает Татьяна. – Немедленно пошел вон, или я за себя не отвечаю!

Вслед за тем щипцы действительно летят в сторону Гордынского, но он уворачивается.

– Правильно, – бормочет Игорь, потихоньку перемещаясь к двери, – один с топором, другая – со щипцами... Вполне в духе вашей семьи!.. Интересно, чем будут швыряться ваши дети...

В дверь, которая за ним поспешно захлопывается, летит флакон дезодоранта.

– Продали, подлюки! – стоя под горячим душем, Сима так яростно намыливает голову, как будто именно она главная виновница случившегося. – С потрохами продали! Ну ничего, вернется шеф – вы еще попляшете!..

– Ребята не виноваты, Серафима Михайловна! – робко вступается Аллочка. – Они сами испереживались... Но что они могли сделать?

– Может, еще можно что-то исправить? – Ниночка косится на Гвоздилову. – Написать самому Черненко? Как вы считаете, Елена Константиновна?

– Я считаю, что когда актрисы разговаривают о политике – это уже смешно, – снисходительно отвечает Гвоздилова. – Но вдвойне смешно, когда они делают это в голом виде...

– Ах, тебе смешно? – Сима задохнулась от ярости. – Ну еще бы!.. Мы такие интеллектуальные, мы читаем Брохеса, остальное нам до лампочки! Правильно тебя шеф ненавидел!

Гвоздилова пожимает плечами, спокойно выключает воду и, не удостоив Симу ответом, выходит в раздевалку.

– Как вам не стыдно! – срывается Аллочка (как и большинство молодых актрис в театре, она испытывает перед Гвоздило-вой благоговейный трепет). – Елена Константиновна – воспитанный человек, а вы – базарная торговка!

– Вы просто завидуете Елене Константиновне! – поддерживает подругу Ниночка. – Завидуете ее успеху!.. Ее все уважают, а вас – нет!

– Я завидую? – поперхнулась Сима. – Матрешки, да вы в своем уме?.. Я завидую этой вяленой медузе?

Аллочка и Ниночка переглядываются и, не сговариваясь, выскакивают в раздевалку, оставив Симу в гордом одиночестве.

– Бегите, бегите, шпана! – напутствует их Сима. – Поносите шлейф за своей старенькой королевой!..

В раздевалке Гвоздилова, уже накинувшая на себя халат, растерянным взглядом обводит пустые полки своего шкафчика.

– Девочки, простите, вы не видели... Я отлично помню, что положила их вот сюда... В общем, у меня пропали трусики.

– Это Серафима! – уверенно говорит Аллочка. – Рупь за сто, это ее каверзы!

– Серафима Михайловна! – кричит Ниночка. – Вы случайно не видели трусики Елены Константиновны?

Из душевой доносится довольный смешок – Сима взяла реванш.

– Это французские, что ли? – отзывается Сима. – Как же, видела! Они просили передать, что улетают в Париж искать себе задницу поприличней!..

– Жалко Симу, – неожиданно говорит Гвоздилова. – Она очень хороший и искренний человек. Но ей мешает то, что она борется со всеми сразу...