лейтенантом, венские психиатры, в том числе Крафт-Эбинг, объявили ее умалишенной и отправили в сумасшедший дом, потому что так было нужно правительству. К опасным симптомам этой женщины отнесли антипатию по отношению к суду.
Журналист Карл Краус защищал ее в 1904 году в ходе своей сатирической кампании против правительства в журнале «Факел», которым он владел и основным автором которого являлся. В этом журнале длинные очерки, состоявшие из фактов вперемешку с фантазиями, создавали образ Вены как темной столицы разлагающейся империи Габсбургов, пребывающей во власти ложных идеалов и лицемерия. «У полиции и армии появилась новая обязанность, — пишет он в очерке, посвященном фон Кобург, — направлять сексуальное желание в новое русло».
«Факел» то и дело высмеивал психиатрию, но психоанализа это сначала не касалось. Краус и Фрейд видели достоинства друг друга, поскольку оба считали, что ищут истину за фальшью и обманом. Большая часть этого обмана (большая, по мнению Фрейда) касалась сексуального поведения. Впервые эти два человека встретились, когда Краус освещал еще один скандал 1904 года, дело Хервея. Женитьба мелкого австрийского чиновника на экзотической еврейке-иностранке стала достоянием общественности, после того как газетные сплетни довели его до самоубийства, а жена попала в тюрьму за двоемужие.
Эдвард Тиммс, историк, занимающийся деятельностью Крауса и его окружения, считает, что основной темой статей Крауса в «Факеле» об этом скандале является «столкновение двух несовместимых миров — провинциальности несчастного Хервея и космополитизма его жены». Фрейд послал Краусу записку на своей визитной карточке, поздравляя его с тем, что тот увидел более важные вещи, стоящие за незначительным событием'. Год спустя Краус писал в «Факеле» о смелом заявлении Фрейда о том, что гомосексуалисты не сумасшедшие и не преступники. Эти люди имели много общего, хотя Крауса интересовало общество в целом, а Фрейд смотрел на человека изнутри.
Странная история Фрейда о Доре, датируемая 1900 годом, но опубликованная лишь в 1905 году, была связана с некоторыми частными событиями в богатой буржуазной семье, которые могли бы заинтересовать Крауса, если бы стали частью публичного скандала. Поскольку этого не произошло, внешний мир был к ним равнодушен. Мы знаем о них лишь потому, что некая девушка доставляла неприятности семье и ее отвели к Фрейду дня психоанализа.
«Фрагмент анализа случая истерии» объемом в пятьдесят тысяч слов — единственное крупное психоаналитическое описание из пяти опубликованных Фрейдом, которое касалось женщины. Это очень отличается от ситуации с ранней работой «Этюды по истерии», написанной еще до создания теории психоанализа и имевшей дело только с женщинами. Возможно, Фрейд, у которого, как предполагают, было в два раза больше пациенток, чем пациентов (по крайней мере, до 1914 года), не хотел, чтобы его считали врачом, специализирующимся на женщинах, то есть на менее важной области.
Дора, настоящее имя которой было Ида, впервые попала на Берггассе в начале лета 1898 года, куда ее привел отец, Филипп Бауэр, преуспевающий промышленник чуть моложе пятидесяти лет «Как обычно, в тексте Фрейда все имена скрыты. Фамилия и прошлое Бауэров были названы исследователями лишь в 1980 -х годах.». За несколько лет до того Бауэр уже обращался к Фрейду — как к невропатологу, а не аналитику — и лечился от угрожающих симптомов, напоминающих рецидив сифилиса, которым он заразился до брака. Дора родилась 1 ноября 1882 года, и, таким образом, летом 1898 года ей было пятнадцать. Она страдала от постоянных головных болей и потери голоса. Когда Фрейд увидел ее, она кашляла и хрипела. Он решил, что девушка страдает от истерии, и предложил психоанализ, но та отказалась, потому что ее уже водили от врача к врачу и подвергали гидротерапии (ваннами и душем) и электротерапии.
Через два года ее состояние ухудшилось. Она стала подавленной и враждебной по отношению к отцу, отказывалась помогать своей чрезмерно домовитой матери Кэт и начала посещать «лекции для женщин», скорее всего, посвященные женской эмансипации. Когда родители обнаружили черновик записки о самоубийстве — оставленной на письменном столе, где они не могли ее не заметить, — они настояли, чтобы Ида отправилась к Фрейду для психологического лечения. Та неохотно повиновалась, и в октябре 1900 года, незадолго до того, как ей исполнилось восемнадцать лет, анализ начался. Это о ней Фрейд писан Флису, что случай «легко открылся» его отмычками.
Фрейд быстро узнал многое о Бауэрах и скелетах в их семейном шкафу — кое-что от самого Бауэра еще до анализа, — что, как можно было бы предположить со стороны, помогло ему объяснить проблемы Доры. Бауэры и их близкие друзья, тоже еврейская пара, Ганс и Пеппина Зелленка (Фрейд изменяет их фамилию на «К.»), были похожи на героев рассказа о несчастливых семьях, вышедшего из-под пера какого-нибудь меланхоличного русского писателя. В этом рассказе Дора, главная героиня с белым как мел лицом, находится на пересечении главных и побочных сюжетных линий, причем все они связаны с сексом. Во время приступа сифилиса, из-за которого Бауэр и попал к Фрейду, за ним ухаживала госпожа Зелленка, а не его жена, и у них начался роман, немного ограниченный состоянием его здоровья.
Дора, которая была для детей семьи Зелленка «почти матерью», знала об этой связи. Она была в близких отношениях с госпожой Зелленка и являлась поверенной ее сердечных тайн, спала с ней в одной спальне (муж был «размещен где-то в другом месте») и восхищалась, как она сказала Фрейду, «великолепным белым телом» женщины. Пеппина выглядит в этой истории не менее странной, чем мать Доры, хотя, возможно, дело просто в манере Фрейда описывать женщин.
Почти все эти события произошли в Мерано (в книге Фрейд называет его «Б-»), австрийском южном курорте, где была Минна в 1900 году. Бауэры отправились туда в связи с ухудшением здоровья Филиппа, и именно там они познакомились с семьей Зелленка. Ганс тоже занимался бизнесом, хотя и в меньших масштабах. Роман Филиппа Бауэра и Пеппины Зелленка начался в 1894 году.
Два года спустя, по всей видимости, в конце весны 1896 года, Зелленка устроил так, чтобы оказаться наедине с Дорой в своем магазине на главной улице Мерано. В тот день был церковный праздник, и он пригласил ее якобы для того, чтобы посмотреть на процессию. Там он схватил ее и поцеловал. Фрейд, восстанавливая события после рассказа Доры, решил, что «во время страстного объятия мужчины она чувствовала не только поцелуй на своих губах, но и давление его эрегированного члена». Как бы там ни было, Дора почувствовала отвращение и убежала. В истории Фрейда ей четырнадцать лет. На самом деле ей, скорее всего, было тринадцать. Фрейд добавляет ей год, и это объясняется тем, что день рождения Доры приходится на конец года.
Два года спустя, летом 1898 года, когда Доре было пятнадцать, Зелленка повторяет свою попытку. На этот раз они были у альпийского озера, где супруги Зелленка, Дора и ее отец проводили летний отдых. Зелленка «сделал известное предложение» Доре, добавив, что не может «ничего получить от своей жены». Она дала ему пощечину, а потом рассказала обо всем матери. Та передала все отцу, а он обвинил Зелленка. Ганс же не только отрицал все обвинения, но сказал, что слышал от жены о нездоровом интересе Доры к сексу и о том, что девочка читает книгу «Физиология любви».
Бауэр поверил ему — или сказал, что поверил. Он решил, что у его дочери была сексуальная фантазия о Зелленка. Когда в 1900 году с ней начались проблемы, Бауэр сказал Фрейду, что считает ее фантазии причиной «депрессии, раздражительности и мыслей о самоубийстве». (Кроме того, он тоже говорил: «Вы уже знаете, что я ничего не могу добиться от своей собственной жены».) Задачей Фрейда было сделать Дору более сносной.
В истории есть и скрытые течения. Одно время у Бауэров работала гувернантка, которая пыталась настроить Дору против госпожи Зелленка и, как подозревали, была влюблена в Бауэра. Зелленка тоже держали гувернантку, и Ганс ухитрился заполучить ее в постель незадолго до того неприличного предложения Доре у озера. Дора уже знала обо всем от гувернантки, которая добавила, что частью обольщения Зелленка была все та же универсальная жалоба о том, что он «ничего не может добиться от жены». Неудивительно, что Дора дала ему пощечину.
Такие сложные сексуальные перипетии не слишком удивляли Фрейда. Он не сомневался в их правдивости и своей «реконструкцией» событий еще больше усложнял историю. Предположение Бауэра о том, что его дочь фантазирует о Зелленка, было отметено. Здесь были задействованы реальные поцелуи и, несомненно, настоящие пенисы, но Фрейд отнюдь не видел в Доре жертву неестественных и унизительных условий — как и большинство его современников. Разве что Карл Краус, возможно, не принадлежал к этому большинству.
Фрейда не волновала и проблема несчастливых семей. Это было слишком распространенным явлением.
