отсутствия.
— Я так понимаю, что мы только одни на этой охоте на лис, — сказал я, поравнявшись с ней. Мы ехали так близко, что я вдыхал ее прекрасный аромат.
— О нет, я бы никогда не стала охотиться на такую красоту, как лиса. — Когда она встряхнула головой, волосы ее колыхнулись самым заманчивым образом. — Мы охотимся на зверя.
— Какого зверя?
— Вы отлично знаете, Вильям, не притворяйтесь. — Она метнула на меня пронзающий взгляд, и я увидел кремневую остроту в этих великолепных изумрудах глаз, и сердце у меня перевернулось. Доктор, кислород! Остановка сердца! — Зверь зверей, — сказала она, не заметив стрелы, пронзившей мое сердце. — Только один есть зверь столь отвратительный, столь заслуживающий охоты.
— Послушайте, должен признать, я несколько смущен. Понимаете, я только что лежал в парижском переулке, залитый кровью подруги...
— Так вы считаете Вав своей подругой? Интересно. Вы же знали ее очень недолго.
— Я хорошо разбираюсь в людях, — ответил я несколько рассерженно. — Если вы ей не друг, лучше скажите это прямо сейчас.
Она рассмеялась:
— Боже мой, как вы быстро встали на ее защиту!
Мы ехали рядом, и она перегнулась и поцеловала меня в щеку, и я услышал пение птиц у себя в голове, тех, которые в мультиках летают вокруг головы Сильвестра, когда Твити как следует двинет его молотком.
— Мы с Вав были как сестры. Даже больше, если можете себе представить. Как два ломтя одного пирога.
— Мне ее не хватает.
— Меня это не удивляет, — сказала она. — Вы направлялись на выставку картин. Очень важно, чтобы вы туда попали. — Она кивнула, будто сама себе. — Жизненно важно, можно сказать.
— Вы хотите сказать, что знаете, как мне вернуться в Париж?
— Это не было бы разумно, как вы думаете? Кроме того, в этом нет необходимости. — Она ехала не слишком быстрой рысью, так что я мог держать ее темп. Спина прямая, плечи развернуты — тот вызывающий вид девчонки-сорванца, против которого я устоять не могу. Я представил себе, как она несется сквозь лес подобно Диане, мифической охотнице, мышцы натягиваются, когда она накладывает на тетиву стрелу и пускает ее в выбранную дичь. — Выставка переехала в Замок. Мы доберемся туда быстро, как только сможем. Но сначала мы должны увидеть неизбежное заключение охоты.
— Если оно неизбежно, чего же нам о нем волноваться? — спросил я. — Отчего не поехать прямо в Замок?
Она нахмурилась.
— С тем же успехом можно спросить, почему нельзя сначала выдохнуть, а потом вдохнуть. Просто нельзя. Законы вселенной, сами понимаете.
— Это те самые законы, которые дали мне в мгновение ока перенестись из Нью-Йорка в Париж и из Парижа в Чарнвудский лес? Или те, по которым выставка из Парижа перенеслась сюда?
— Именно так. — Она не отреагировала на мою иронию. Кажется, даже испытала облегчение. — Мне так приятно, что мы с вами оказались на одной странице.
Я застонал. На странице — какой неведомой книги?
— Не волнуйтесь, — сказала она. — Я доставлю вас туда, где вы должны быть. Поверьте мне, Вильям.
По спине у меня пробежал холодок, потому что эти же слова говорила Вав. И тут я принял решение. Пришпорив коня, я перегнулся к ей. Пока что, как я понял, игра по правилам, какими бы странными они ни были, ничего хорошего не приносила. Все меняется! Я схватил поводья ее лошади и свернул с проторенной тропы.
— Что вы делаете! — воскликнула она.
— К Замку, где бы он ни был, — ответил я. — Пусть остальные возятся со зверем.
— Кто остальные? — Мы теперь ехали бок о бок. — Вильям, на этой охоте только мы с вами!
— Тем лучше, — сказал я. — Некому будет нас хватиться.
— Вы не понимаете...
Я наклонился к ней так близко, что вдохнул запах ее волос.
— Теперь мы к чему-то подходим.
Она облизала губы. В наступившей ночи ее глаза были как неограненнные изумруды. На миг у меня мелькнула шальная мысль, не слепа ли она, как Вав.
— Мы должны загнать зверя, — сказала она. — Иначе он никогда не пустит нас к Замку.
— Почему?
— Вильям... — Было теперь что-то такое в ее лице, какой-то неуловимый след от раны столь свежей и глубокой, что она еще кровоточила. — Вав не посчиталась с присутствием зверя на свой страх и риск. Вспомните, что с ней случилось. Я не хочу повторить ту же ошибку.
У нее был вид такой ранимый... Я коснулся ее шеи.
— Какую ошибку?
Она чуть дрожала.
— Картины и зверь переплетаются. Нельзя увидеть одно и не встретить другого. Она думала, что может отвести вас прямо к картинам, что может обойти зверя. Она ошиблась.
— Вы все говорите о звере, но что именно вы имеете в виду? Насколько я знаю, таких зверей нет в Лестершире или, если на то пошло, во всей Англии. Большие хищники здесь истреблены, как почти во всей Европе.
Глаза ее всмотрелись в мои.
— Вав не объяснила?
— Если бы она это сделала, зачем бы я стал спрашивать вас? — мягко заметил я.
— Это упражнение в бесполезности. Обещаю вам, что вы мне не поверите.
Я поцеловал ее в щеку.
— Вы хотите сказать, что даже не дадите мне такого шанса?
Кажется, она призадумалась. Я чувствовал, что она приходит к решению, которого предпочла бы избежать.
— Лучше будем ехать, пока разговариваем.
Я кивнул и отпустил ее поводья, не отставая, когда она круто свернула через холодную голубую траву к чернильным теням леса.
— Зверь — порождение хаоса, — сказала она наконец. — Он едва ли думает так, как понимаем это слово вы или я, с ним невозможно рассуждать или искать компромисс, но его реакции на раздражители потрясающе быстры. Он — чистое зло.
— Он напал на Вав раньше, чем я успел мигнуть.
— Бедная Вав. У нее не было ни единого шанса, — сказала Гимел со странной интонацией, будто сама себе. Потом она встретилась со мной взглядом. — Я уже сказала, что не хочу повторять ту же ошибку.
Я хотел спросить, что она имеет в виду, но тут в лесу все сразу переменилось. Не дубы, не прохлада вечера, не густой запах земли, не ощущение пребывания в этом месте. Не знаю, как это точно сказать, но было так, как будто с той минуты, как я выбежал из задней двери «Геликона», я балансировал на натянутом канате. Теперь канат порвался, и я падал. Не в буквальном смысле, поймите меня правильно. Но я, говоря фигурально, выпадал из одной реальности — или скорее моего
