Нет! Нет! Нет! – возмущалась она. – Все это вранье, выдумки! Глэдис нагло соврала мне, чтобы вывести из себя. Эдвин не мог быть с ней помолвлен. Он рассказал бы мне об этом и ни за что не стал бы сближаться со мной. Я должна успокоиться, взять себя в руки!
– Что случилось, милая? Почему ты так бледна? – прозвучал где-то рядом обеспокоенный голос Эдвина.
Хилари повернула голову. Она даже не заметила, что он вернулся в зал и идет ей навстречу.
– Я только что беседовала с твоей подругой! – ответила она, с трудом сохраняя внешнее спокойствие. – По ее словам, вы были с ней помолвлены!
Эдвин нахмурился.
– Не понимаю, зачем Глэдис понадобилось говорить тебе об этом именно сейчас…
– Так значит, она сказала мне правду? – спросила Хилари, отчаянно надеясь услышать отрицательный ответ на свой вопрос.
Эдвин пожал плечами.
– Да, но наши с Глэдис отношения…
– Когда вы расторгли помолвку? – ослепленная яростью и обидой, попыталась уточнить Хилари.
Эдвин сглотнул.
– Я все объясню тебе позднее.
– Почему не сейчас?
– Потому что этот разговор сугубо личный и должен происходить в другой обстановке.
– Эта особа назвала меня чертовой нищенкой! А мою дочь – приплодом! – Хилари хотелось орать и топать ногами, но она не давала воли эмоциям, едва-едва сдерживаясь. – А еще в ней живет уверенность, что вскоре ты разведешься со мной и вернешься обратно к ней! Можешь успокоить ее: я не желаю выходить за тебя замуж!
Хилари резко устремилась к балкону, боясь, что ее негодование вырвется наружу. По пути она схватила еще один бокал шампанского.
Эдвин сжал кулаки и хотел было броситься вслед за ней, но передумал и зашагал к стоявшей у противоположной стены Глэдис.
– Зачем ты это сделала? – потребовал он, приблизившись.
Глэдис непонимающе моргнула.
– Ты о чем?
– О вашем разговоре с Хилари.
Глэдис взяла его за руку.
– Ты слишком взволнован, Эдвин. Я вообще не разговаривала с твоей Хилари. Наверное, эта девочка ревнует тебя ко мне, вот и выдумала какую-то историю. – Она пожала плечами. – Чем ей удалось тебя так взвинтить?
На мгновение Эдвин замер в нерешительности. С Глэдис их связывала давняя дружба, тем не менее сейчас он отчетливо видел в ней фальшь, которой раньше не замечал. К тому же в его памяти всплыли вдруг слова отца, назвавшего ее хитрюгой.
– Убирайся отсюда, – спокойно, но категорично произнес он.
Лицо Глэдис резко побледнело.
– Ты шутишь, Эд…
– Не шучу! Проваливай, и чтобы ноги твоей здесь больше не было.
Хилари чувствовала себя так паршиво, что была готова на самые нелепые, самые решительные поступки.
Каждую минуту ей в голову приходили безумные идеи. То ее охватывало страстное желание сейчас же схватить Лили и уехать с ней в Майами-Бич, то хотелось напиться до чертиков и забыть об этой дурацкой помолвке, о Глэдис, о свадьбе, которой никогда не было бы, не узнай Эдвин о существовании маленькой дочери.
Он не любит меня, не любит! И если бы не Лили, у него не возникло бы необходимости рвать отношения с Глэдис! – думала она, проглатывая слезы. Это мерзкое мероприятие – маскарад! Его родственники улыбаются мне и ломают комедию, делая вид, что с удовольствием принимают меня в свою родовитую семью. Лицемеры! Им приходится терпеть мое присутствие только из-за малышки Лили.
Она вышла с балкона, поставила на столик опустошенный бокал и, разыскав глазами Томаса, чуть пошатывающейся походкой двинулась к нему.
– Пригласи меня потанцевать, Томас!
Томас, давно заметивший, что между Хилари, Эдвином и высокой шатенкой, которая буквально минуту назад вылетела из зала как ошпаренная, произошло что-то неприятное, пристально взглянул Хилари в глаза.
– А твой жених не заревнует тебя, если мы закружим по залу?
– Мне все равно! – заявила Хилари.
Томас аккуратно положил руки ей на талию и, стараясь держаться от нее как можно дальше, повел ее в медленном танце.
– Твой Эдвин страшно ревнив, я понял это еще в день нашего знакомства. Поэтому нам следует вести себя крайне осторожно, – сказал он, заметив в толпе кидающего на них убийственные взгляды Эдвина. – Один неверный шаг и твой жених разорвет нас на части.
Хилари усмехнулась.
– Не думаю!
– А зря. Такие парни, когда влюбляются, становятся просто опасными, – произнес Томас.
– Влюбляются? О чем это ты? – Хилари порывисто рассмеялась.
– Ты прекрасно понимаешь, о чем. Признаюсь, ты мне очень нравишься, и я с удовольствием танцевал бы с тобой и танцевал. Но быть козлом отпущения не желаю. Эдвин здоров как бык. Вступать с ним в драку без особой на то причины мне как-то не хочется. – Томас поежился, представив себе на мгновение, как Эдвин расквашивает ему физиономию.
Некоторое время они танцевали молча.
Мелодия закончилась, и Томас вздохнул с нескрываемым облегчением.
Подскочивший к ним Эдвин схватил Хилари за руку и отвел в сторону. На Томаса он даже не глянул.
– Что ты себе позволяешь?
Расхрабрившаяся после выпитого, Хилари дерзко посмотрела в потемневшие глаза Эдвина.
– Не смей флиртовать с другими парнями, тем более из желания мне досадить! – приказал он, стиснув зубы.
Хилари отдернула руку.
– На каком основании ты решил, что имеешь право указывать, что мне делать, а что – нет?
– Скоро мы станем мужем и женой, поэтому можем выдвигать друг другу какие-то требования, – вновь хватая ее за запястье, произнес Эдвин.
– Ты уверен, что мы станем мужем и женой? – выпалила Хилари. – Лично у меня к этому пропала всякая охота! Я чувствую себя так отвратительно, что, если ты сейчас же не оставишь меня в покое, заору на весь зал!
– Я никогда не оставлю тебя в покое, так и знай! – ответил Эдвин. – И если тебе хочется орать, ори на здоровье. Делай что угодно, только не строй глазки другим мужчинам. Когда я вижу это, просто дурею.
– Мне плевать! – провозгласила Хилари. – Когда я узнала о твоем романе с Глэдис, тоже чуть не сошла с ума!
Эдвин громко рассмеялся.
– Роман? Хилари, чего-чего, а романа у нас с Глэдис никогда не было!
– Не принимай меня за круглую дуру! – повышая голос, потребовала она. Хорошо, что никто не слышал их перепалки. Громко звучала музыка, и гости танцевали. Только Томас, оставшийся у ближайшего столика, мог догадываться о том, что они до сих пор выясняют отношения.
– За дуру? В последнее время я только и делаю, что пытаюсь вести себя с тобой как можно более уважительно… – пробормотал Эдвин.
