отчаяние, чтобы совершить самоубийство. А даже если бы это было так, разве не стала бы она дожидаться результатов судебного процесса, прежде чем потерять последнюю надежду? — Вы уверены, что это самоубийство?
— Так сказал коронер.
Я думал, какие еще можно задать вопросы, чтобы догадаться, кто мог это сделать.
— Ее кто-нибудь навещал незадолго до смерти?
— Вроде нет, насколько я знаю.
— А кто-нибудь другой может знать?
— Вроде нет, насколько я знаю. Я положил ему в руку шиллинг:
— А теперь знаешь?
— Нет, — сказал он, — и спасибо за вашу щедрость.
Теперь убийств было четыре. Кейт Коул не повесилась. С точки зрения теории вероятности Кейт Коул скорее бы жила, чтобы плюнуть в глаза своему палачу, чем покончить с собой. Нет, Кейт попала в ту же паутину, чтои мой отец, Майкл Бальфур и Кристофер Ходж, книготорговец. Сейчас, как никогда раньше, я понимал, что Элиас был прав. Новые финансовые инструменты породили неограниченную власть в масштабах, которые я даже не мог себе представить. Я искал человека или, возможно, группу людей, которые сидели где-то, планировали грязные дела и, возможно, даже осуществляли их с леденящим бессердечием. Теперь я был уверен, что в ответе был не один человек и даже не одна группа людей. Было слишком много связей, слишком много различных преступлений. У слишком большого числа людей было слишком много власти и знаний, но никого нельзя было привлечь к ответственности за их преступления, поскольку они прятались в бесконечных лабиринтах обмана и вымысла. Это был, как написал мой отец, заговор бумаг, которые позволяли этим людям процветать. Они наносили свои вымыслы на банковские билеты, а весь мир читал их и верил им.
Под ложечкой у меня подсасывало и кружилась голова, поэтому я зашел в таверну подкрепиться. Однако, сев за столик, я понял, что не хочу есть, и заказал кружку густого эля. А потом, вероятно, я заказал вторую кружку. После четвертой кружки, выпитой на пустой желудок, моя печаль превратилась в угрюмость. Мне было жаль, что я не моложе на десять лет, что виноват в смерти Кейт Коул, что застрелил Джемми, что отвернулся от семьи. В таком настроении я наконец вернулся в дом дяди на Брод-Корт. Я удобно устроился в темной гостиной рядом с бутылкой мадеры и стал пить вино, пытаясь в очередной раз осмыслить все увиденное.
Я сидел в темноте, потеряв счет времени, но меня вывел из оцепенения звук шагов. Кто-то спускался по лестнице. Я занимался своим ремеслом достаточно долго, а до этого бывал в худших переделках, чтобы понять: этот «кто-то» старается производить как можно меньше шума. Я поставил бокал на стол и медленно встал. Подойдя к двери, откуда была хорошо видна лестница, я увидел Мириам, крадущуюся вниз по ступеням. На ней был плащ поверх платья. Она подняла подол намного выше лодыжек, чтобы легче было идти, не создавая шума.
Я отошел назад, пока она не миновала гостиную, бесшумно отперла входную дверь — видимо, не без практики — и выскользнула во двор.
Через минуту я последовал за ней и увидел, что она села в экипаж, поджидавший в нескольких ярдах от входа в дом дяди.
Экипаж поехал по улице, а я бросился вдогонку, по мере сил щадя раненую ногу. Я вскочил на заднюю подножку так же, как когда следил за Делони. Под покровом лондонской темной ночи не было необходимости платить кучеру за проезд. Я нагнулся, чтобы ему не было меня видно, и оставался в таком положении. Экипаж ехал в сторону Спиталфилдз. Я надеялся, что поездка будет недолгой, так как без плаща я быстро продрог.
Вскоре экипаж остановился на Принсес-стрит, и Мириам поспешно вошла в трактир. Я отметил не без облегчения, что по крайней мере это пристойное заведение, но тревога меня не покидала. Я немного подождал, потирая руки, чтобы согреться, и вошел, держась ближе к двери, на случай, если Мириам все еще у входа. У входа ее не было. Это было уютное местечко с горящим камином. За столиками сидели купцы среднего достатка и несколько дам. Я внимательно огляделся, но Мириам нигде не увидел. Я подошел к человеку за стойкой, дал ему монету и узнал, что она с джентльменом в комнате на втором этаже.
Я поднялся по лестнице и нашел указанную комнату. Дверь была заперта, но выглядела недостаточно крепкой, и я без труда мог бы ее взломать, если бы потребовалось. Я прижал ухо к двери и услышал голоса, но слов разобрать не мог. Открылась дверь другой комнаты, и я отпрянул, изображая дурачка, но мой маскарад не удался, поскольку джентльмен, вышедший в коридор, посмотрел на меня крайне подозрительно, проходя мимо, и спустился вниз.
Я с трудом мог представить, как я буду торчать здесь всю ночь, прячась в коридорах и вызывая подозрительные взгляды посетителей, поэтому я избрал другую стратегию. Короче говоря, я повернул ручку двери, та подалась, и дверь со скрипом отворилась.
Мириам и Делони стояли напротив друг друга. Трудно представить, как я обрадовался, увидев обоих с красными от гнева лицами, а не, как я опасался, в любовных объятиях. Оба замолчали, когда я вошел в комнату и закрыл за собой дверь.
— Уивер, — вскричал Делони, — что за произвол!
— Что вы здесь делаете? — заикаясь спросила Мириам.
Мне было неприятно видеть ее в столь неловком положении, но еще более неприятно было думать о том, чем мог закончиться их конфликт, поэтому я подложил горькую пилюлю Делони.
— Вы просили меня выждать четверть часа, прежде чем войти, так? — спросил я Мириам. — Я вошел слишком рано?
Мириам не знала, как реагировать на мою уловку, но реакции и не требовалось.
— Что все это значит? — обратился к ней Делони. — Вы настолько мне не доверяете, что привели с собой этого грубияна? Я этого не потерплю.
— Вы этого не потерпите? — Я двинулся вперед, и Мириам отошла с дороги. Я сразу понял, что она порвала с Делони, так как не остановила меня и не смягчила моего наступления. — Так чего вы не потерпите, Делони? Мысли о том, как вы обманом выманили деньги у этой женщины, или о том, что вы связаны с убийцей?
— С убийцей, — повторил он. — Выбирайте слова осторожнее, сударь, иначе вам придется узнать мой гнев.
— Если собрать вместе всех джентльменов этого города, которые обрадуются возможности узнать ваш гнев, они не вместятся в здание оперы, сударь. Этот ваш гнев — пустые слова, которые меня не испугают. Я не стану терпеть никаких увиливаний. Я должен зпать, какие у вас отношения с Мартином Рочестером.
— Я впервые слышу это имя.
Я не ожидал, что он будет лгать столь нагло, и разъярился оттого, что он рассчитывал так легко меня обмануть. Я схватил его за ворот камзола и прижал к стене. Позади я услышал робкий протест Мириам, но потом она успокоилась.
— Мне известно, что у вас с ним были дела. Вы мне о них расскажете.
Он покорно вытянул руки, и по его опущенному взгляду я понял, что у него не было сил сопротивляться.
— Я покупал для него акции. Это все.
Я отпустил его и отошел немного назад, но недалеко, чтобы он чувствовал опасность, исходящую от меня. Из опыта я знал, что иногда близость действует так же эффективно, как физическая сила.
— Как вы вели с ним дела?
— Мы никогда не встречались, но однажды я получил от него письмо, в котором он писал, что ему известно, что я заинтересован заработать денег на бирже.
— Ваши фальшивые проекты, — сказал я.
— Проекты, да. Он сказал мне, что может продать мне акции «Компании южных морей» со скидкой. Мне было нужно найти покупателя и переслать деньги, а акции обеспечит он.
— Кому еще, кроме Мириам, вы их продали?
— Никому, — помотал он головой.
— А для чего вы его искали? Почему обратились к курьеру, когда я послал записку для Рочестера?