– Мама! Ты ее сама видела? Это же ужас, летящий на крыльях ночи! Она хватала меня за коленки и пихала мне свой бюст прямо в лицо.

– Не ври. Что ты, барышня, за коленки тебя хватать? А если у девушки есть грудь, то это не значит, что она тычет ею тебе в лицо! У тебя мания величия! Просто бюст у нее сильно выдается вперед! Если тебе нравятся женщины без груди, то обратись к сексопатологу! Кстати, твоя жена до сих пор не вернулась!

Сергей не стал уточнять, почему это «кстати». Раздевшись, он прошел в комнату, откуда через некоторое время вылетел с перекошенным лицом:

– Мама! Где Юля?

– Откуда мне знать? – пожала плечами Тамара Антоновна. – Если уж ее муж об этом не знает, то я и подавно. Вернется – спросишь!

– Она ушла, мама! Она не вернется! В шкафу нет ее вещей. Она меня бросила. Бросила.

– Этого следовало ожидать, – неожиданно спокойно сказала Тамара Антоновна. В ее голосе ему почудилось удовлетворение. – У нее есть мужчина. Раз уж так получилось, думаю, теперь я могу рассказать тебе все.

– Ты что, знаешь его? – побелел Сергей. Он до конца не верил, что Юля так быстро променяла его на другого.

– Мне крайне неприятно говорить с тобой об этом, но Юленька оказалась очень непорядочной девочкой. Она мне сначала очень понравилась, но потом я узнала такое, что…

– Мама, не тяни! – заорал Сергей. – Что за привычка, не надо этого драматизма и пауз! Кто он?

– Не смей на меня кричать, – поджала губы Тамара Антоновна. – В таком тоне я общаться не намерена.

– Мама, прости, – взмолился он. – Ну, говори, говори!

– Я нашла один документ. – Тамара Антоновна тяжело вздохнула. – Когда ты с ней познакомился?

– Перед Новым годом.

– Я нашла ее обменную карту.

– Что еще за карта?

– Эти карты выдают в женских консультациях, когда женщина становится на учет. По беременности.

– Да видел я эту карту. При чем здесь это?

– Бедный мой, наивный мальчик! Предположительная дата наступления беременности – октябрь! Это не твой ребенок! Это ребенок от другого мужчины!

– Да знаю я это! – покраснел Сергей. Обсуждать щекотливую тему с собственной матерью было тяжело. – Она с ним рассталась. Или ты намекаешь, что это он букеты носит?

– Ты знал, что ребенок не твой? – прошептала Тамара Антоновна.

– Разумеется, Юля мне все рассказала давным-давно. Э, мама! Что? Что случилось?

Мама сменила цвет лица с белого на голубоватый и, прошуршав клеенчатым фартуком, кулем свалилась на пол.

Пока ехала «Скорая», Сергею с помощью спешно выдернутой из постели Елизаветы Львовны удалось привести маму в чувство. Тамара Антоновна задыхалась и пыталась что-то сказать, но, как только она открывала рот, из глаз начинали потоком литься слезы, и, кроме нечленораздельного: «Что я наделала», больше она ничего путного произнести не могла.

Пожилая докторша равнодушно спросила:

– Госпитализировать или отказ писать будете?

– А как надо? – тупо спросил Сергей. – Подождите! Почему отказ? Что, все безнадежно?

Елизавета Львовна, перестав учить молоденького фельдшера, что и как ему надо делать, переключилась на доктора, оттерев плохо вменяемого Сергея.

Прошуршав чем-то и ласково скользнув рукой в докторский карман, она немедленно получила исчерпывающую информацию:

– У больной гипертонический криз. Лучше бы госпитализировать, но если ей смогут организовать дома должный уход, то можно и оставить.

Перепуганный Сергей, не понявший формулировку «должный уход», отрицательно затряс головой и жалобно посмотрел на Елизавету Львовну.

– Так. – Она сдвинула брови, пожевала губами и требовательно спросила: – Платные палаты у вас есть?

– Есть, но только с утра. Надо будет оформиться у старшей сестры.

– А сейчас как нам быть?

– Договоритесь прямо в отделении.

– Сережа, ты в состоянии соображать?

– В состоянии.

– Тогда бери деньги, документы, и поехали.