– На, зайка, выпей, – Дима сунул ей под нос стакан с шипящей таблеткой. Судя по плавающему на поверхности огрызку, таблетка при жизни была довольно крупной.
– Это что, нафталин? – глупо поинтересовалась Вика, старательно оттягивая момент контакта с жидкостью. Пузыри не внушали доверия, но и обижать заботливого Диму тоже не хотелось.
– Пей молча, залпом, без перерыва, – предупредил он, тыча исходящий мелкими брызгами стакан ей прямо в лицо.
– Почему? Что, горько? – испугалась Вика. Она стремительно выходила из образа романтической героини. Тошнота усиливалась, а рядом голосом Бульбенко крякала трубка.
– Пей!
Вкус оказался противным, но не горьким. Ей не стало ни лучше, ни хуже.
– Ты трубку повесишь или дообщаешься? – поинтересовался Дима, подкинув на ладони тяжелый мобильник.
– Доо… дообщаюсь, – с трудом выговорила Вика. Пробка опять подпирала горло.
– Маринка, чего тебе надо, а? Мне плохо!
– А уж мне-то как плохо! – взвизгнула Бульбенко. – Ты хоть понимаешь, что это для меня значит?
Признаваться подруге, что все ее эмоциональное выступление было самым наиподлейшим образом пропущено, Вика не стала.
– Чего от меня-то надо? – повторила она на всякий случай в надежде, что Маринка даст хоть какую- нибудь подсказку.
– Как что? Чтобы ты пошла вместо меня! Он же ждать будет!
– Кто? Куда? – всполошилась Вика. – Я никуда не могу идти! Мне плохо, я умираю!
– Это свинство, – констатировала Бульбенко. – Если бы я была на твоем месте, то сначала бы выполнила просьбу лучшей подруги, а уже потом спокойно отошла в мир иной!
– Слушай, Марин, а ты не можешь сейчас побыть на моем месте и сделать все сама? – жалобно спросила Вика, совершенно не понимая, о чем речь и как отвязаться от наглой Бульбенко.
– Издеваешься, да?
Видимо, Вика действительно пропустила какую-то важную информацию, поэтому аргументов для полемики у нее не нашлось. В голове начало медленно проясняться, внутренности тоже остановили свою бешеную пляску.
– Чего делать-то? Я вообще-то сегодня никуда не собиралась, – осторожно заметила она в надежде, что Маринка не будет уж очень напирать и попросит что-нибудь не особо обременительное.
– Ты должна с ним встретиться и сказать, что у меня грипп, поняла?
– С кем?
– С ним!
– А! Слушай, мне так плохо…
– Да хватит ныть, мне хуже! – перебила ее Маринка.
– Я в том смысле, что у меня с памятью напряженно сегодня. С кем я должна встретиться, напомни, – заюлила Вика.
– С Пашей! – рявкнула Бульбенко.
– А кто это?
В трубке повисла нехорошая тишина.
– А, вспомнила, – торопливо соврала Вика. – Куда ехать-то? И как я его узнаю?
– Ты вообще трезвая? – на всякий случай спросила Маринка.
– Абсолютно.
– Значит, так, после лекций он за мной заедет…
– После лекций?
– Хватит переспрашивать! Я тебя сейчас придушу! Совершенно невменяемая! Да, выйдешь после лекций, у входа будет стоять красный спортивный «Мерседес», подойдешь и скажешь, что я дико извиняюсь, но так получилось, что я заболела гриппом и не хочу его заразить, берегу его драгоценное здоровье, поэтому мы не встретимся! Еще скажешь, что я очень-очень расстроилась, переживаю, прям плачу в три ручья. Места себе не нахожу…
– Марин, погоди, дай я запишу, – обреченно выдохнула Вика.
– Хватит бредить, Муравьева! Тебя по голове не били? Сама придумаешь, что сказать. Суть в том, что я расстроена, а как ты это передашь – неважно.
– Погоди, а почему ты не можешь сказать ему это сама? У тебя что, нет его телефона? Рабочего там, или домашнего, или трубки?
– У тебя провалы в памяти, или ты хочешь меня довести до белого каления? – тихо прошипела Марина. – Напоминаю, ему можно звонить только на трубу, а он ее выключил, потому что поехал ко мне, он всегда так делает. Начитался всякой мути в желтых газетах и думает, наверное, что его супружница его запеленгует и сбросит бомбу. Короче, не забудь, мы договорились на два часа, можешь не опаздывать, не на свидание идешь.