в образ железной леди, забыв о семье и о простых человеческих радостях, откупаясь от своих близких деньгами. Она злилась, подсознательно понимая, что в чем-то они правы, но не в ее правилах было признавать ошибки, поэтому на любой подобный намек она тут же предлагала перекрыть денежный кран, и, перестав «откупаться», начать любить искренне и нежно, но при условии, что муж и сын сдадут ей свои кредитки и автомобили. Все тут же переводилось в шутку, и тема закрывалась. Весь бизнес был оформлен на нее, поэтому, зная ее вздорный характер, ни муж, ни сын на рожон не лезли. Елена Николаевна действительно многого недодала Диме в раннем детстве, но она по-своему любила его, безумно, по- матерински, просто на выражение этих чувств у нее не было ни сил, ни времени. Зато Дима всегда по первому требованию получал все самое лучшее. Как это ни странно, но, несмотря на постоянное брюзжание отца, что так ребенка можно только испортить, Митя вырос неизбалованным. И, если супруг терпел Елену Николаевну, превратившуюся из миниатюрной стройненькой брюнетки в слегка обрюзгшую, но молодящуюся тетку, только из-за материальной стабильности, то сын искренне любил ее. Более того, он с детства впитал истину, что мать в семье главная и ее нельзя нервировать, иначе запросто можно попасть под горячую руку. С этим он и вырос. Естественно, повзрослев, он уже не боялся ремня и подзатыльников, но по-прежнему старался не перечить, купируя в зародыше разгоравшиеся дома скандалы. Он не просто любил ее, но и уважал, и это не было связано с деньгами. Дима вырос с мыслью, что у него есть деньги, поэтому не задумывался даже о гипотетической возможности их потерять. Мать была для него примером во всем, а ее кошмарный характер и желание всех и вся держать под личным контролем он считал оборотной стороной медали, лишь изредка пытаясь отстоять свои позиции.
Павел Антонович был самозабвенным бабником, ушедшим в подполье. Он знал, что любой его промах чреват далеко идущими последствиями, а потому жил, как на бочке с порохом, в постоянном напряжении. Он научился филигранно врать и обставлять свои виражи «налево», как опытный разведчик, промышляющий в тылу врага. На рабочем месте он под зорким оком супруги старательно изображал примерного семьянина, и коварно подсунутая ему еще в самом начале карьеры хорошенькая секретарша так и не добилась расположения шефа, который, стиснув зубы, отводил взгляд от ее гладких коленок и смелого декольте. Падение его тяги к жене шло обратно пропорционально росту ее финансовой состоятельности, только этот замечательный баланс и удерживал дальновидного Павла Антоновича рядом со стареющей супругой. Сначала она заволновалась и начала таскать мужа по клиникам, требуя от врачей вернуть качественную потенцию, но потом успокоилась, решив, что с таким мужиком меньше хлопот. Тем более что он не поддавался на провокации. Елена Николаевна расслабилась и переключила свое драгоценное внимание на более важные вещи, лишь изредка прибегая к услугам детектива, чтобы чувствовать себя в полной безопасности. Ей было приятно осознавать стопроцентную уверенность в муже, со временем ставшем лишь послушной красивой игрушкой вроде бесполезных, но ярких чудиков, которых автомобилисты вешают на зеркало заднего вида: что-то болтается рядом, но функциональной нагрузки – никакой.
Свою собственную дружбу с симпатичным молодым человеком, принятым в компанию на невразумительную должность, она тоже не афишировала, стесняясь разницы в возрасте и возможных слухов среди партнеров по бизнесу. Парень по ее просьбе старательно косил под гея, в связи с чем сплетни и выдумки относительно его личной жизни шли в нужном направлении. Пару раз в неделю Елена Николаевна брала своего «голубого друга» и отбывала на деловые встречи или переговоры.
Супруг, которому она безраздельно доверяла, блюдя интересы фирмы, тем не менее за спиной жены умудрялся проворачивать небольшие сделки, дававшие ему свободу действий, поскольку операции с его кредиткой изначально были под контролем жены, в связи с чем даже покупка недорогого колечка для очередной студенточки превращалась в неразрешимую проблему. Эти же финансовые пируэты давали ему возможность прикрывать тылы при адюльтере.
Властная и требовательная Елена Николаевна совершенно затоптала полностью зависящего от нее мужа, превратив его не просто в подкаблучника, а практически во вмятину на асфальте. Он давно уже не пытался возражать или настаивать на своем даже в тех ситуациях, когда супруга самоутверждалась совершенно по-глупому и озвучивала откровенно немыслимые вещи. Спорить с ней было равносильно намерению плевать против ветра или бодаться с бешеным быком, имея на темечке лишь весьма условные рожки, заботливо выращенные второй половиной. В любом варианте исход очень даже предсказуем. Поэтому Павел Антонович оттягивался по полной программе, попав в общество очередной юной феи, преданно заглядывавшей ему в глаза, ловившей каждое слово и уважительно относившейся к его материальному положению. С этими девочками он добирал то, чего ни при каких условиях не мог получить дома. Они латали его душевные раны и старательно лелеяли его самолюбие, растертое в мелкую пыль Еленой Николаевной.
– Позвольте за вами поухаживать, – Павел Антонович распустил хвост и добавил в голос меда, причем в таком количестве, чтобы он смог затопить последние сомнения девушки в его намерениях.
Но Марина, ранее не имевшая дела с мужчинами его возраста, сильно робела и намеки понимала плохо, тем не менее изо всех сил стараясь заинтересовать собою потрясающего мужика, так удачно зашедшего на огонек. Правда, на огонек он зашел в компании, которая могла распугать даже видавших виды бандитов с большой дороги, но в данный момент он был один и без своей горластой охраны.
Что нравится таким мужчинам, она не знала, но, считая всех, кто перешагнул сорокалетний рубеж, замшелыми старцами, предположила, что он должен быть достаточно консервативным, чтобы запасть на образованную скромницу. Кроме того, пройдя курс молодого бойца, Бульбенко твердо знала: чтобы понравиться мужчине, прежде всего надо его хвалить. В этих случаях лести никогда не бывало мало, даже самой откровенной и неправдоподобной.
Быстро составив приблизительный план действий, она захлопала глазками, изобразила крайнее смущение, потеребив подол и покрутив один из длинных локонов, и тоненько пропела:
– Мне неудобно. Я не одета, как бы…
Насчет «как бы» Павел Антонович мог бы и поспорить, но не стал, ее степень раздетости ему очень даже импонировала, делая девушку более уязвимой и доступной. И отсутствие нижнего белья было здесь совершенно ни при чем. Сарафан такой длины запросто можно было расценивать как майку, поэтому Марина в любом случае могла бы считаться раздетой.
– Ерунда, – уверенно утешил он свою юную спутницу, распахивая перед нею дверцу машины.
– Это ваша? – совершенно искренне ахнула Маринка, осторожно проведя пальчиком по гладкому боку здоровенного черного джипа. – Какая огромная!
– Хм, – Павел Антонович самодовольно напыжился и покровительственно положил резко вспотевшую ладонь на голое Маринкино плечо. – Конечно, моя.
При этом он вложил в свой голос такие немыслимые интонации, что было совершенно не ясно, кого он в данный момент считал своей: матово поблескивающую в свете подбитого и несколько покосившегося фонаря машину или сверкавшую голыми коленками Маринку, ободряюще подхихикивавшую и старательно изображавшую стеснительность.
– Ну что, вы позволите вас подвезти? – Он взял Маринку под локоток и слегка сжал пальцы, чтобы продемонстрировать свое расположение. Она в ответ тихо пискнула и запрыгнула в салон, захлопнув перед
