понять, что это: гнев, подавленность или обеспокоенность.

В конце концов она решила все свалить на гнев. Это было наиболее безопасным.

– Просто не могу поверить, что мы зашли так далеко, – начала она. – Разве тебе неизвестно, что, имея дело с молодыми девушками, взрослые люди должны твердо придерживаться своей точки зрения на обсуждаемые вещи?

Эмброуз смотрел на нее с противоположного сиденья кеба. Он приклеил усы, бакенбарды и нацепил очки. В сочетании со старомодным пиджаком, подбитым на животе ватой, тугим, тесным воротничком и старомодными брюками весь этот маскарад превращал его в не совсем процветающего поверенного.

– С сожалением должен заметить, что мой опыт общения с молодыми людьми этого возраста, особенно с девушками, весьма ограничен и не идет ни в какое сравнение с тем опытом, который есть у тебя, – сказал он.

Конкордия никак не могла понять, поддразнивает он ее или нет, и это ее беспокоило. Она должна знать, не вздумал ли Эмброуз развлечься, избрав ее жертвой своего красноречия.

Они направлялись в резиденцию миссис Хокстон. После катастрофической ночи в библиотеке они впервые оказались наедине. Конкордия убедила себя в том, что ей удалось взять себя в руки, однако только сейчас она начала понимать, что нервы ее все еще на пределе.

– Да уж, сэр, о чем только вы думали, когда вбивали им в головы свои мысли?

– Какие еще мысли? – удивился Эмброуз.

– Не пытайтесь притворяться невинной овечкой, сэр, – резко ответила Конкордия. – Вы отлично понимаете, что я говорю о вашей неудачной шутке, которую вы отпустили в библиотеке.

Уэллсу каким-то непостижимым образом удалось сделать вид, что ее обвинение поразило его.

– Я не помню, чтобы хоть одна шутка сорвалась с моих уст в то утро, – промолвил он.

Все отрицать?! Это было уже слишком! Конкордия больше не могла сдерживаться.

– Я говорю о ваших дурацких замечаниях, касающихся достойного поведения леди и джентльмена после… после… – Она не находила подходящих слов.

Конкордии оставалось только смущенно взмахнуть руками, затянутыми в перчатки. Лишь осознав, что она делает, учительница быстро сложила их на коленях.

– Да ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю!

– Ты хочешь сказать, после ночи безумной страсти? Когда мужчина, о котором идет речь, полностью очарован, потрясен, влюблен настолько, что даже на следующий день не может ни о чем думать? – подсказал ей Эмброуз.

– Знаешь, что я тебе скажу? – возмутилась Конкордия. – Каждый мужчина, который толкует о том, что он очарован, потрясен и влюблен, да еще использует эти слова в одном предложении, способен очень четко оценивать ситуацию!

Эмброуз вжался глубже в подушки.

– А я-то считал, что ты оценишь, с каким изяществом я сумел разрешить эту неловкую ситуацию с твоими ученицами, – сказал он.

– Так ты полагаешь, что если я прислушаюсь к твоему предложению и заявлю о своем желании стать твоей женой, то это называется «разрешить непростую ситуацию»?!

– Нет, но ты должна согласиться, что я предложил тебе поступить очень современно, – защищался Эмброуз.

– Вы невозможны, сэр, – тяжело вздохнула Конкордия.

Наступила короткая пауза.

– Или ты предпочла бы, чтобы я поступил так, как диктует традиция? – спросил Эмброуз спокойным тоном. – Ты думаешь, мне следовало попросить тебя стать моей женой этим утром?

Конкордия напряженно выпрямилась и стала с деланным вниманием рассматривать пейзаж за окном.

– И все из-за какой-то ночи любви, когда мы вели себя как равные? Разумеется, нет, – проговорила она. – Я не могу сказать, что вы использовали или принудили меня, сэр. Так что нечего стенать и переживать из-за того, кто кому сделает предложение.

– А что, если бы предложение сделал я? – спросил Эмброуз.

– Конечно, я бы отказала тебе, – сделав недовольную гримасу, ответила Конкордия.

– Потому что ты такая современная и не любишь подстраиваться под ситуацию?

Нет, он нарочно дразнит ее, заключила про себя Конкордия.

– Нет, – коротко ответила она. – Я бы отказала тебе, потому что понимаю: сделать мне предложение тебя заставила твоя собственная честь джентльмена. Я не стану выходить замуж за человека, который повинуется только чувству долга.

Уэллс посмотрел на нее непроницаемым взором.

– Полагаю, ты переоцениваешь степень моей джентльменской чести, – проговорил он.

– Все это ерунда! Ты очень порядочный человек, Эмброуз, – отрезала Конкордия. – Я почувствовала это в первую же нашу встречу. И именно поэтому я буду вынуждена отказаться от любого твоего предложения. Не могу я выйти за тебя замуж в сложившихся обстоятельствах. Когда ты вынужден поступить именно так.

– Вынужден… – эхом отозвался Эмброуз. – Какое неприятное слово.