–?Я ничего не скажу, Мари.

–?Что дальше? — спросила Клодина Бессон.

–?Через несколько дней, Маргарита, ты получишь повестку явиться в Риом.

–?Хорошо, — сказала Маргарита.

–?Ты подготовишься к этой поездке.

–?Для чего, — простодушно возразила Маргарита, — если я не поеду?

Мари Будон пожала плечами.

–?Для того, чтобы ничего не заподозрили, когда на другой день ты сляжешь в постель.

–?Правда, я об этом не подумала.

–?Твой муж поедет один, а ты пошлешь письменные показания по образцу, который тебе принесет Клодина и который ты спишешь слово в слово.

–?Слово в слово, хорошо.

–?Помни, что ты не должна ни слова говорить об этом мужу.

–?Не раскрою рта.

–?Хорошо, ты мне обещала, я полагаюсь на тебя. Теперь, — обратилась Мари к Клодине, — ты можешь радоваться: я думаю, что Жак спасен.

–?И он будет обязан жизнью вам так же, как и Маргарите! — воскликнула старуха, тронутая до слез. — Ах, Мари, я прощаю вам все зло, которые вы мне причинили.

–?Полноте, нам некогда приходить в умиление, — грубо сказала Мари Будон. — Мишель Сулье не должен застать нас здесь, пойдемте.

Клодина горячо обняла Маргариту Морен, а Мари Будон только кивнула ей, потом обе женщины удалились. Они шли молча: каждая была погружена в свои мысли. Через некоторое время Клодина вдруг спросила Мари Будон:

–?Далеко отсюда до Риома, Мари?

–?Около сорока миль, — отвечала та.

–?Сорок миль, — прошептала старуха с глубоким вздохом. — Длинная дорога для моих старых ног.

–?Неужели вы хотите сделать сорок миль пешком, Клодина, в ваши-то годы? Это было бы безумием, вы не дойдете, я вам говорю.

–?Однако я должна быть там. Подумайте о моем бедном Жаке, если он меня не увидит, когда предстанет перед судьями. В подобном положении самый сильный человек превращается в ребенка, он ищет глазами мать, и ему кажется, что все в порядке, если она тут, и что все погибло, если ее нет. Хоть он и взрослый мужчина, а мать всегда волнуется за ребенка, которого носила на руках и кормила своим молоком.

–?Я понимаю ваше желание отправиться в Риом, Клодина, но вы не можете идти туда пешком. А поехать разве нельзя?

–?Это дорого стоит, Мари.

–?Двадцать франков туда и столько же обратно. Это немного.

–?Слишком много для меня, мы так бедны!

–?Я поговорю с дамами, Клодина, они такие добрые, они дадут вам денег на дорогу.

Старуха вдруг остановилась посреди дороги, выпрямилась и голосом, дрожавшим от негодования, сказала:

–?Мари, если речь о моей жизни и жизни моих детей, я не приму от дам ни сантима.

–?Хорошо, но от меня вы примете?

–?Нет, потому что вы получаете деньги от дам.

–?Стало быть, вы не пойдете в Риом, потому что, повторяю вам, каково бы ни было ваше мужество, вы упадете на дороге.

–?А я все-таки буду в Риоме.

–?Каким же образом?

Клодина помолчала, потом сказала печальным и серьезным голосом:

–?У нас есть за домом маленький клочок земли, наше последнее владение. Там растут овощи и пшеница, которыми мы питаемся. Я продам эту землю, сорок франков за нее дадут.

–?Стало быть, вы хотите умереть от голода вместе с сыновьями?

–?Жак должен видеть меня в суде, — произнесла Клодина решительным тоном. — Я должна быть там, чтобы обнять его, если его освободят, и плакать вместе с ним, если его осудят… я не хочу думать о том, что будет после.

–?Итак, вы продадите ваше поле?

–?Продам.

–?Рассудите, Клодина…

–?Продам.

Снова наступило долгое молчание.

–?Когда слушается дело в Риоме? — спросила наконец Клодина.

–?Двадцать второго августа.

–?А сегодня какое?

–?Двенадцатое.

–?Десять дней! — прошептала старуха. — Этого слишком мало для того, чтобы найти покупателя и все приготовить.

Они подошли к хижине Клодины.

–?Вот вы и дома. Я оставляю вас тут, а сама вернусь в Пюи, — сказала Мари Будон старухе.

–?Завтра я приду за показаниями, которые Маргарита Морен должна переписать, — сказала Клодина.

–?Где мне вас найти? — спросила Мари Будон.

–?В гостинице «Дева».

–?В котором часу?

–?В два часа.

–?До завтра, Клодина.

Пока Клодина возвращалась в свою хижину, где ее ждали семь братьев Жака, Мари Будон шла по дороге, которая вела в город, и шептала:

–?Еще не все погибло… напротив.

За несколько дней до процесса, результатом которого стало осуждение Арзака, Марселанжи распространили брошюру, из которой явствовало, что население Пюи и Верхней Луары разделилось по этому делу на два лагеря. Тогда защитник Бессона Гильо, основываясь на этой брошюре и ее предвзятом содержании, потребовал, чтобы дело было перенесено в другой суд. Следующие слушания были назначены в Риоме.

Графиня ла Рош-Негли с восторгом восприняла это решение, считая его первым признаком того, что суд и присяжные, не находящиеся под влиянием бушевавших в Пюи страстей, наверняка пойдут по пути оправдания. Но эта радость оказалась недолгой, потому как вскоре случилось нечто, что для женщины с таким характером, находившейся в таких обстоятельствах, стало равносильно катастрофе. Это была повестка, постановлявшая госпоже Марселанж, Мари Будон и самой графине явиться 22 августа в риомский суд в качестве свидетелей.

Этот удар, казалось, сразил графиню наповал, в одночасье сломив ее гордость. Для этой надменной женщины настала наконец пора мрачных мыслей и черных предчувствий. Скрестив руки на коленях, склонив голову, с неподвижным пылающим взором, госпожа Негли размышляла или вспоминала какую- нибудь ужасную картину, возможно ту, которая чуть раньше предстала перед ее испуганным взором. А увидела она вот что…