сердце, а преданность — выше всяких похвал.

–?О! Ваше сиятельство, не стоит об этом говорить, — ответил пастух с видом смирения и замешательства, прекрасно разыгранного, потому что он не чувствовал ни малейшего смущения. — Притом что же я сделал до сих пор? Не бог весть что. От Лардероля, где я теперь пастухом, до Шамбла совсем недалеко, а мне все равно, в какую сторону водить своих баранов. Я вижусь со старыми товарищами, разговариваю с ними, узнаю новости и прочие безделицы, невинно повторяю их вам, вот и все.

–?Итак, — резко оборвала его графиня, — господин Марселанж уезжает из Шамбла?

–?Да, это так.

–?Кто тебе это сказал?

–?Мой хозяин, Берже.

–?Мэр Лардероля?

–?Именно он. Это очень добрый человек, который за вас готов дать себя изрубить на куски.

–?А он как это узнал?

–?Сначала он услышал это от того, кто берет Шамбла в аренду, а потом и от самого господина Марселанжа.

–?Значит, в этом нет ни малейшего сомнения?

–?Ни малейшего.

–?И ты знаешь, когда господин Марселанж уезжает?

–?Знаю, ваше сиятельство.

–?Ага!.. И когда же?

–?Первого сентября.

–?Через три дня! — вскрикнула графиня, вскочив со своего места.

–?То есть, — поправился Арзак, — первого числа он подписывает договор, а уезжает второго.

Графиня опять села, опустила голову на руки и оставалась несколько минут в этом положении. Она пребывала в сильном недоумении, которого не пыталась скрыть, то ли потому, что полностью доверяла Арзаку, то ли оттого, что с надменностью знатной дамы видела в нем скота, не способного ни что-либо понимать, ни делать выводы. Через несколько минут она прошептала глухим голосом:

–?Жак Бессон! — Казалось, в этом слове сосредоточились все мысли, кипевшие в ее голове. — Невозможно! — тотчас добавила она, качая головой. — Он болен.

–?Тем лучше, — прошептал Арзак.

Графиня вдруг подняла голову, удивленная и оскорбленная этим ответом на свои тайные и недосказанные мысли. Молодой пастух, уставившись в потолок, все вертел в руках шляпу. Судя по его бесстрастной остроносой физиономии, можно было поклясться, что он ничего не говорил, ничего не слышал и ничего не понял.

–?Что ты сказал? — спросила его графиня.

–?Ничего, если это не нравится вашему сиятельству, — ответил лукавый крестьянин.

–?Напротив, я прошу тебя повторить то, что ты сказал.

–?Я сказал: «тем лучше».

–?Что ты имеешь в виду?

–?Положим, что случится несчастье с кем-нибудь там… в Шамбла… Станут подозревать кого угодно, только не несчастного больного, лежащего в постели, лихорадочного, бледного, слабого, как ребенок, с израненными ногами.

–?Что значит это предположение и с кем, по-твоему, может случиться несчастье? — спросила графиня де Шамбла, устремив на Арзака пронзительный взгляд.

–?Не знаю, — ответил он с притворной глупостью, которая никак не вязалась с его хитрым лицом. — Я говорю простодушно, как бедный крестьянин, несведущий и незлобивый.

–?Перестань ломать комедию, — возразила графиня. — Ты гораздо умнее, чем хочешь казаться.

–?Я знаю достаточно, чтобы отличить траву от пшеницы, а больше ничего и не нужно для бедного пастуха, у которого нет других забот, кроме как хорошенько охранять свое стадо.

Графиня рассматривала Арзака так, будто старалась разгадать какую-то загадку.

–?Послушайте, сударыня! — воскликнула вдруг Мари Будон. — Арзак — хитрая штучка, с ним не надо скрытничать, а прямо высказать ему ваши намерения. Тогда он станет слепо служить вам и поможет возвратить поместье Шамбла, которое у вас украл этот…

Арзак обернулся к графине, по-видимому ожидая, что после страстной тирады горничной та станет доверять ему гораздо больше, чем до этого.

–?Арзак, — обратилась к нему горничная, — видел ли ты когда-нибудь три тысячи монет по двад— цать су?

–?Три тысячи монет по двадцать су! — вскрикнул крестьянин с таким восторгом, что графиня едва не испугалась.

–?Ну, если ты поможешь дамам вернуться в Шамбла, то в твоем кармане окажутся эти три тысячи, — пояснила Мари.

Графиня поняла ее и добавила:

–?Да, Арзак, если ты останешься предан мне до конца, ты можешь надеяться получить эту сумму в тот же день, когда я займу свое место в поместье Шамбла, то место, которое у меня отнял господин Марселанж, и моя благосклонность к тебе этим не ограничится.

–?Почему же не сказать всего, пока вы здесь? — тотчас же предложила горничная с присущим ей нетерпением. — Пусть тот, другой, навсегда исчезнет из Шамбла, все равно каким образом, а дамы обеспечат тебя на всю жизнь.

От этих слов угрюмое лицо молодого пастуха просияло, а графиня не могла не восхититься той прозорливостью, с какой ее служанка умела угадать тайные желания этого человека.

–?Правда ли это, сударыня? — спросил Арзак, обернувшись к графине с видом человека, едва верящего своим ушам.

–?Мари Будон верно выразила тебе мои намерения, — согласилась графиня.

–?О! Если так, ваше сиятельство, — обрадовался Арзак, — вы можете рассчитывать на меня в любое время дня и ночи, и я всегда к вашим услугам!

–?Теперь объясни-ка мне, что значит сказанное тобой относительно Жака Бессона и господина Марселанжа?

–?Все очень просто, ваше сиятельство. Жак Бессон не любит своего бывшего хозяина, и ему может прийти в голову мысль рассчитаться с ним до второго сентября. Если вдруг это плохо кончится для… кого- нибудь, то полиция не станет его подозревать, потому что он лежит в постели бледнее утопленника. Это знают все соседи, которые в случае чего смогут засвидетельствовать это в суде. Вот почему я сказал: «Если он болен, тем лучше».

Графиня молча смотрела на него, а Арзак тем временем продолжал:

–?При всем этом никто в горах не осмелится дать показания против Жака — ведь у него семеро братьев, которых все боятся. И еще: разве судьи осмелятся осудить человека, который находится в услужении у графинь де Шамбла?

Эти слова, произнесенные с глубоким убеждением, очень точно характеризовали то влияние и уважение, которым пользовались в этом краю имя и состояние графинь де Шамбла. Они также в полной мере отражали всеобщее мнение о правосудии, которое считали способным, как мы увидим позже, преклоняться перед титулами. Графиня, помолчав с минуту, сказала молодому крестьянину:

–?Заканчивай свой ужин, Арзак, и приходи сюда завтра.

Арзак смиренно поклонился и вернулся в кухню, бормоча:

–?Три тысячи монет по двадцать су! Я обеспечен на всю жизнь!

После его ухода графиня о чем-то мрачно и напряженно раздумывала.

–?Ты уверена в этом человеке, Мари? — спросила она наконец свою служанку.

–?Уверена ли?! О! Вы не знаете Арзака: после того, что ему обещано, он ваш и телом и душой, и пусть сам Сатана попытается вырвать у него хоть слово. Он хитер и упрям, словно мул.

–?Три дня! — прошептала графиня, раздираемая внутренней борьбой, которая явственно читалась на ее лице. — На что решиться?