Прямо скажу, передоверять машину без разрешения начальства я не имел права. Самолет ведь не велосипед, который можно дать товарищу покататься. Но такому летчику, как Чкалов, я не мог отказать и был уверен, что начальство за это сильно ругать не будет.

Чкалов надел мой летный шлем, а на мою голову нахлобучил шляпу.

Когда бортмеханик стал привязывать землячку Чкалова ремнями, она спросила:

— Что это вы меня так прикручиваете? Вот здесь есть трубочки — я за них буду держаться.

— А вы знаете, с кем летите? Это такой летчик! Я бы — и то привязался…

Но волжанка оказалась не из тех, кого можно напугать. Она улыбнулась:

— Я верю своему земляку.

И вот моя машина ушла в воздух.

Стоя с бортмехаником на земле, мы наблюдали за тем, как «катается» землячка. Ждали, что вот-вот Чкалов выкинет какой-нибудь головокружительный помер. Уж очень укрепилась за ним слава «воздушного лихача».

Однако машина шла ровно.

Чкалов осторожно посадил машину и сказал, угадывая мой немой вопрос:

— Человеку надо доставить удовольствие, а не трепать его так, чтобы он на всю жизнь возненавидел полеты и проклинал летчика!

Веселая и довольная женщина подошла к нам:

— Спасибо тебе, Валерий! Летать вовсе не страшно!

И интересно сверху на все смотреть! Доведется еще раз в Москве побывать, опять приду к тебе с поклоном.

Так я в первый раз убедился в его мягкости и огромном внимании к людям.

Раз мы шли по бульвару Ленинградского шоссе. Над нами то и дело пролетали самолеты. Чкалов, не подымая головы, безошибочно говорил, какая машина летит,

— Привык мальчишкой на Волге пароходы по гудку узнавать, — сказал он, и озорная улыбка появилась на его губах. — Вот этот истребитель я испытывал. Сначала любил эту машину, теперь нет. Сейчас Поликарпов делает лучше, с убирающимся шасси.

В это время на высоте примерно тысячи метров прошел самолет с острыми длинными крыльями.

— Слушай, Валерий, — спросил я, — а что это за тихоход с большим размахом?

— Ты с этим тихоходом не шути! — ответил Чкалов. — Это РД проходит испытанием. Данные этой машины я еще точно не знаю, но слышал, что можно на ней перекрыть все существующие рекорды дальности полета.

…Много мужества проявил он на труднейшей и опаснейшей работе летчика-испытателя. Все дивились его находчивости, смелости и пониманию техники. Он хотел знать каждый винтик новой машины, чтобы в воздухе чувствовать себя хозяином.

Валерий Павлович считался одним из лучших летчиков-испытателей. Быстрому его выдвижению в первые ряды испытателей способствовало то, что он пришел на завод с богатым летным опытом и созданными им самим приемами воздушного боя на истребителе.

Работая шеф-пилотом ведущего конструктора Н. Н. Поликарпова, Чкалов в ответственных, порой опасных испытательных полетах нашел применение своей неутомимой энергии.

Нередко он садился в кабину самолета, который еще никогда не поднимался в воздух, и уводил его в небо над заводским аэродромом. Там наедине с машиной он старательно изучал ее «прав» — послушность, прочность, устойчивость. С этой целью пикировал, планировал, делал крутые виражи, «бочки» и под конец «штопор». Потом шел на посадку. Посадка всегда была бережная, точная и красивая — та «чкаловская посадка», о которой говорили еще в Ленинградской истребительной эскадрилье.

Среди летчиков многие повторяли тогда слова Чкалова: «С машиной надо обращаться нежно, на «вы». Техника не терпит грубости». И видимо, благодаря своей чуткости и пониманию законов обращения с машиной Чкалов выходил победителем даже тогда, когда эта самая техника его подводила.

Однажды Чкалов проводил испытание повой машины. Это был истребитель с убирающимся шасси. Сначала он испробовал самолет на земле, несколько раз прорулил по аэродрому, раза три отрывался на один-два метра от земли. И когда убедился, что истребитель ведет себя хорошо, пошел на взлет.

В воздухе машина показала себя превосходно.

Первое испытание подходило к концу. Чкалов снижался над заводским аэродромом и уже стал выпускать шасси. Но левая «нога» не опустилась.

Сесть на одно колесо на истребителе очень трудно. Прыгать на парашюте — значит погубить самолет.

Работники завода со страхом следили за тем, что начал вытворять в воздухе Чкалов. Он пытался спасти машину, фигурами разорвать петлю троса, державшего колесо.

Бесконечным каскадом сыпались двойные перевороты, самолет шел вверх колесами, затем бросался в головокружительные, крутые пике…

Сам Валерий Павлович потом признавался: физическая нагрузка была столь основательной, что у него хлынула носом кровь, он иногда терял на несколько секунд зрение.

Но Чкалов добился своего. Ценная машина была спасена: рывок необыкновенной силы при выводе из пике разорвал трос… Нога шасси была освобождена, и летчик посадил самолет «как ни в чем не бывало».

Однажды, когда я был настолько занят подготовкой к полету на Северный полюс, что не видел никого из друзей и но откликался па их приглашения, ко мне позвонил Чкалов. Он сказал, что хотел бы видеть меня, нужно поговорить…

Зная Чкалова, я был уверен, что услышу от него что-нибудь необычайное… Что он там затеял? Ведь не стал бы Валери» меня вызывать, чтобы угостить чашкой чаю?..

Я застал Валерия Павловича в его кабинете. Тут же находились его постоянные спутники по полетам — Георгий Филиппович Байдуков и Александр Васильевич Беляков.

Обстановка удивила меня. На столе лежала карта Крайнего Севера. Кругом я увидел хорошо знакомые мне книги о полярных экспедициях, о борьбе за полюс.

Среди летчиков полярной авиации у Чкалова были друзья, увлекавшиеся грандиозными планами освоения воздушных просторов Арктики. Эти планы могли показаться бесплодными мечтаниями, фантазией кому угодно, но только не Валерию Павловичу, который сам умел мечтать смело и вдохновенно. Ему были близки по духу Георгий Седов и другие отважные путешественники, пытавшиеся разгадать тайны ледяной пустыни. О них Валерий Павлович читал запоем.

— Вот, посмотри, — сказал Валерий и протянул мне раскрытую книгу. На странице красным карандашом было подчеркнуто:

«Авиация вышла из пеленок. И теперь внезапно, одним ударом все могло совершенно измениться. Холод и мрак обменяются светом и теплом, долгие томительные скитания — быстрым перелетом. Никаких пайков, ни голода, ни жажды — всего лишь один короткий перелет! Поистине возможности появились широкие. Как мечта, как отдаленная возможность вспыхнула в один день искра, которой так быстро было суждено разгореться в могучий огонь».

Я прочел вслух, закрыл книгу и взглянул на обложку: Амундсен «Полет до 88 градуса северной широты».

— Молодчина старина Амундсен, — продолжал Чкалов, — человек понял, что значит самолет!

— Да, но Северный полюс все же ему не покорился, и погиб он в результате авиационной катастрофы в двадцать восьмом году, спасая Нобиле, — заметил я и, улыбнувшись, спросил — А почему ты Амундсеном заинтересовался?

— Проходим курс полярных наук, — серьезно ответил Чкалов, кивая в сторону своей развороченной библиотеки. В каждом томе лежало по множеству закладок, листков с выписками. — Интересуемся также и