— … Вы не виноваты, — отрывисто произнес Кангасск Дэлэмэр после долгого молчания. — Извини… я должен побыть один… — и поспешил выйти за дверь.
Ночь он провел без сна. Слезы душили его, но никак не желали пролиться и облегчить страдания сердца… «Я убил ее… — повторял Кан тысячи раз. — Но, видит Небо, я не знал!.. не знал…»
Измученный, он заснул под утро. И когда в кромешную тьму его сна крадучись пробрался нежный аромат горячего какао, Кан потерялся во времени. Казалось, он сейчас откроет глаза посреди снежной равнины, на полпути к Серой Башне, и рядом будет Учитель… Влада… и она посмеется над ним, беспечно задремавшим на снегу…
Кангасск уже почти поверил, что так и будет… но, открыв глаза, увидел стеклянное окошко, монолитные стены и — улыбающуюся Милию с огромной кружкой горячего какао в маленьких ладошках…
— Доброе утро, папа! — сказала девочка весело. — Выпей какао…
Кан сел на кровати и, принимая кружку из рук дочери, виновато улыбнулся в ответ… Что-то дрогнуло в его груди — и, поставив нетронутую кружку на прикроватный столик, он обнял девочку так ласково, как только мог.
— Ты прости, что я проспал все это время, — сказал он невпопад. Просто нужно было сказать хоть что-нибудь.
— Это ничего, — беззаботно отозвалась Милия, доверчиво ткнувшись носом в его плечо. — Зато ты спас целый мир…
Кангасск, ничего не ответив, поцеловал дочь в лохматую макушку…
«Если бы я только мог спасти твою маму…» — с тоской подумал он, а вслух произнес:
— Я теперь всегда буду с тобой… правда-правда…
— Я знаю! — гордо сказала девочка. — Ты ведь бессмертный. Как Астэр и Орион…
Бессмертный… Маленькой Милии, дракону-полукровке, которую ожидает еще тысяча-другая лет жизни, это казалось прекрасным. Кангасску же стало жутко, когда он осознал свою судьбу в полной мере: пережить братьев и сестер… Джовиба… всех, кого знал до сих пор… и, в конце концов, саму Милию…
…Дети звезд, стоявшие у высокого окна в главном зале, не сговариваясь, обернулись к вошедшему Кангасску… Еще вчера бедняга выглядел потерянным и несчастным, сейчас же он просто сиял: улыбающийся, радостно-лохматый, он переступил порог монолитного зала, держа счастливую Милию на плече… Седые волосы, безжизненно повисшая правая рука… цветущий, веселый, Кангасск Дэлэмэр, казалось, вовсе не замечал этих следов, оставленных ему войной…
— Глянь за окошко, — сказал Орион, указывая большим пальцем себе за спину. — Похоже, мы исчерпали лимит кулдаганского гостеприимства…
Кан осторожно опустил на пол Милию и подошел посмотреть: за окном всюду, насколько хватало глаз, лежал белый снег. Зеленая трава, покрытая им, наверняка была уже мертва… и лишь Северные первоцветы, чьи семена, как и все остальные, притащил сюда бродяга-ветер, упрямо тянулись к восходящему солнцу, поднимаясь ввысь увенчанными белыми шапочками снега.
— Куда теперь? — спросил Кан.
— Куда хочешь… — развел руками Орион, сын звезд. — Хочешь посмотреть на свой родной Арен- кастель?
— Хочу.
Глава шестнадцатая. Эмэр
Караванщиков Кулдагана ожидает несколько дней разочарования, ибо, в связи с внезапным снегопадом, все чудесные теплые изделия из пустокоровой шерсти — будь то тончайшие пуховые платки или знаменитые на весь Север валенки, оказались на самих горожанах: выторговать что-нибудь шерстяное в ближайшее время вряд ли удастся. Первый же наррат, у которого ты спросишь о погоде на неделю, скажет: будет холодно и снежно, и никакое солнце не поможет, потому что на то воля арена.
Пригорюнятся караванщики, зато порадуются дети — их-то ждет великолепная неделя: целых семь дней можно будет носиться в пустокоровых валенках по хрустящему снегу, играть в снежки и выкапывать в сугробах впавших в спячку варанчиков, кекулей и диких драконов-зажигалок. И эти несколько дней, когда Кулдаган предстал перед ними вначале зеленым и цветущим, а потом — снежно-белым, дети пустыни будут вспоминать всю жизнь как чудо.
…Одетый в шерстяную телогрею и стеганый плащ, Кангасск Дэлэмэр выглядел совсем иначе. Седые волосы, самую малость выбивавшиеся из-под меховой шапки, уже не так бросались в глаза; страшный шрам на правой руке скрывался теперь аж под двумя рукавами — телогреи и плаща. Саму же руку Орион, сын звезд удобно положил на перевязь, чтобы та не висела безжизненной плетью; меч же Кан предусмотрительно перевесил на правый бок: одной рукой с катаной обращаться сложно, но можно вполне.
Жизнерадостная, раскрасневшаяся на морозе Милия не отходила от отца ни на шаг и, то и дело вскидывая голову, как любопытный суслик, обращая внимание Кангасска на необычайно интересные, с ее точки зрения, вещи, происходящие вокруг. Сходства с шустрым зверьком добавлял косматый меловой плащ, лежащий на плечах девочки.
…Путь от пятой горы до Арен-кастеля неблизкий, потому его решено было сократить через Провал. Вопреки опасениям Кангасска, подмир был чист… почти… вероятность нарваться на пару разбойников или одичавшего стига оставалась и здесь, но, по словам детей звезд, риск все равно был не так велик, как на самой обычной дороге…
Багровый мир предстал перед Кангасском неподвижным и безмолвным: когда его закрыли, все вернулось на круги своя — чужое солнце навсегда застыло в небесах, и дождь — на подлете к земле… Во время войны — в первые три ее года — Провал кое-как заменял армии Омниса трансволо, и следы солдатских сапог, которыми он весь был истоптан, остались запечатлены на бурой земле навеки.
По просьбе Кангасска, маленькая процессия вышла из Провала не у самых ворот Арен-кастеля, а чуть раньше и продолжила путь пешком.
Больше всех такой прогулке рада была Милия. А никогда не унывающий Джовиб, казалось, соревновался с нею в беспечной жизнерадостности на равных: два дракона, что тут скажешь… Глядя на чернобородого морехода, чей плащ был закидан снежками по самый капюшон, Кангасск едва ли не старцем себя чувствовал.
Раскопав посиневшими от холода ручищами здоровенный сугроб, Орион Джовиб спрятал что-то в ладонях и вразвалочку, будто ступал по палубе димарана в шторм, подошел к Милии.
— Смотри… — хитро подмигнув, произнес он и раскрыл ладони…
— Ой ты мой хорошенький!.. — в восторге и умилении протянула девочка, принимая живой подарок. — Пап, ты только глянь!
