Горячо поблагодарив Маора, Кангасск побежал искать Владу: предчувствие подсказывало, что сейчас для разговора самое время. Харуспекс как назло вещал о чем угодно, кроме того, что касалось пропавших Хор или сына миродержцев — в этом направлении для холодного обсидиана лежал беспросветный мрак…
— А, Кангасск! — Влада улыбнулась подбежавшему Ученику. — Доброе утро.
— Утро доброе! — бодро ответствовал он и сам поразился легкости, с которой произнес эти слова: гнетущее предчувствие войны, которое здесь почти не ощущалось, на Юге не давало ему даже лишний раз вздохнуть свободно, не то что искренне пожелать кому-то доброго утра…
— Вижу, тебе лучше, — порадовалась за своего Ученика Владислава и ласково взъерошила ему волосы.
— Я видел, как открывают колодец! — по-детски похвастался Кан, но тут же спохватился и, кашлянув, перешел на более серьезный тон: — Учитель, что я должен делать? Я хочу помочь чем-нибудь.
— Хм… — Влада задумалась; окинула взглядом лагерь. — Особой помощи здесь не требуется, да и тяжело найти сейчас занятие для того, кто не знаком с метаморфозами арена…
— Ну хоть что-нибудь, — пожал плечами Кан. — Не могу же я просто сидеть сложа руки.
— Тогда ты можешь встретить новоприбывших. Согласно арену, они придут с северо-запада где-то через пару часов.
— Э-э… просто встретить?.. я хотел сказать, ты тоже умеешь «слушать арен», как Маор?.. — договорив, Кан устыдился; вот что получается, когда пытаешься выдать два вопроса сразу.
— Да, я умею слушать арен, как любой Странник старше пяти лет от роду, — Влада ответила совершенно спокойно: хороший учитель знает, когда нужно сознательно не заметить промах ученика… — А насчет новоприбывших… да, просто встреть их. Думаю, вам будет о чем поговорить. Это семья нарратов. Они редко появляются на людях и никогда — без причины.
— Нарраты? — переспросил Кангасск. — Что это значит?
— Ну… — Владислава тихо усмехнулась. — Вообще, считается, что «наррат» происходит от фразы «на арен рато», что значит «беседующий с ареном»… — бессмертная Странница пожала плечами. — Но мне кажется, надо смотреть на вещи проще: дымчатый обсидиан, на котором стоит вся пустыня, называется «нарра»…
— Нарра… дымчатый обсидиан… — задумчиво повторил Кангасск. — Что это значит?
— Не забивай голову, — Влада похлопала его по плечу. — Просто иди и встреть их… Кстати, они спрашивали о тебе…
Озадаченный, Кангасск направился к северо-западному краю лагеря, где монолитные улицы вгрызались в пустыню, как пирсы — в море, и терялись в ней. Маленькие Странники, слишком юные, чтобы волноваться о монолитном оружии, с веселыми криками носились здесь, играли во что-то. На языке Омниса карапузы пока не говорили, и через полчаса у Кангасска, сидевшего в тени под монолитным козырьком одинокого дома, уже голова трещала от громких детских криков, всех этих бесконечных «Лоч, лоч!» и «Оло олоро арен!»… Судя по всему, радостное «Лоч!», раздававшееся после каждой игры, должно было означать «победитель»… большего Кан разобрать не сумел.
Солнце поднималось выше… Кангасск весь взмок под одеждой. Что ж, оружейнику к жаре не привыкать. Зато угомонились дети и, оставив песок, начавший жечь руки, всей стайкой перебежали под защиту монолитных стен лагеря. Веселые крики затихли вдали, и Кан вздохнул с облегчением, потому что наконец-то остался один, в тишине.
Глядя в даль, он думал о загадочных нарратах, отчего-то так интересовавшихся его скромной персоной. Харуспекс, естественно, смиренно молчал… но когда на вершину ближайшего бархана поднялись девять крохотных человеческих фигурок, сердце так и дрогнуло в счастливом предчувствии…
Они приближались неспешно. Рифленые подошвы ботинок — каждая сложена из упругих чешуй какой-то неимоверно опасной твари, безымянной для горожан, — мерно печатали песок. Такие ботинки надежно защищают ноги даже в середине дня: тогда, когда на раскаленном песке смело можно жарить яичницу… и обычный шаг они сразу меняют на твердый, странничий — это Кан испытал на себе… И все же от этих людей веяло чем-то особым, чего Кангасску никогда не постичь…
Нарратов было девять. Двое — совсем малыши — ковыляли чуть поодаль; похоже, их утомил долгий переход: головы опущены, ноги заплетаются…
Даже когда вся девятка подошла ближе, Кангасск не сумел узнать их: путешествуя по песчаным пустошам, Странники по самые глаза заматывают лицо синарой — шерстяным шарфом, призванным защитить легкие от въедливой пыли, которую вместе с песком поднимает ветер. В лагере, где Странники словно невидимой стеной отгородились от ветра, синар никто не носил. Потому нарратам не составило особого труда узнать Кангасска.
…Сразу несколько молодых голосов прокричали его имя. Трое нарратов — самые нетерпеливые — отделились от группы и припустили бегом, разбрасывая в стороны сыпучий арен. Обступив Кангасска, они дружно сняли синары, открыв солнцу улыбчивые загорелые лица.
— Узнал? — лукаво спросил один.
— Узнал, конечно! — рассмеялся Кангасск.
— Ло-о-оч! — радостно прокричали все трое и заключили старого друга в объятия.
Пока Кангасска дружески трепали и хлопали по спине, он запоздало осознал, что «лоч» означает «ура»…
Подошли остальные нарраты… Кангасск не верил своим глазам: ему всегда казалось, что его учителями были случайные Странники, волей судьбы оказавшиеся в Арен-кастеле; он и представить не мог, что на самом деле все они — одна семья. Невелл и Лиона — первые учителя маленького Кана — оказались братом и сестрой, детьми Осаро. Супругу Невелла — Синну — он встречал в оружейной пару раз, как и мужа Лионы — молчаливого Рауля. Эти двое не приходились Кану учителями и вообще разительно отличались от детей и внуков старика Осаро.
Из всей девятки Кангасск не знал только малышей: Тиор и Лия родились всего несколько лет назад и еще ни разу не были в городе. Что же до трех молодых Странников, которые узнали Кана первыми, то Сенэй и его младшая сестра Киррала оказались детьми Лионы, а Ригон — сыном Невелла… Оставалось только развести руками и потребовать объяснений, но это Кангасск решил отложить на пару часов: сейчас он был просто рад встрече и не хотел омрачать эту радость своей подозрительностью и неуместным любопытством.
В лагере на новоприбывших нарратов смотрели с восхищением, как на героев, а Ученик миродержцев, затесавшийся в их компанию, в глазах простых Странников и вовсе вознесся до заоблачных высот.
Подняв из арена собственный монолитный дом, нарраты расположились на отдых. Среди старых знакомых Кан чувствовал себя своим, и на сердце у него еще никогда не было так легко. Он сидел вместе с молодежью, и пожилые Странники обращались к нему как к сыну. Разговоры шли о чем угодно, только не о войне; то и дело возникало ощущение, что Кулдаган — некая страна, выпавшая из общего хода времени, как часто бывает в столь любимых Дэлэмэром фантастических книжках…
Странница Лиона — первый учитель Кангасска — помнила его еще совсем мальчишкой и теперь увлеченно расспрашивала его о том, как сложилась его жизнь…
Почувствовав подходящий момент, Кан спросил об Осаро. Легкая печаль колыхнула мир, установившийся было в его сердце. Кажется, он уже знал ответ, до того, как тот прозвучал, просто верить себе не хотел…
— Он ушел в арен… — тихо произнесла Киррала.
— Давно?.. — спросил Кангасск, чувствуя, как в горле наливается тяжестью ком.
— Давно, Кангасск, — мягко отозвалась Лиона, сжав его руку.
