дружеской тренировке. Крик, на ничтожную долю секунды оставивший врага в замешательстве, дал ему возможность успеть подбить своему двойнику ноги.
У каждого есть немного сил про запас. И нужно сильно ненавидеть… или любить… чтобы суметь вычерпать последнее… И как не суметь этого, когда за спиной у тебя — любимая и весь мир?..
Все решилось еще проще, чем тогда, разве что встать в полный рост Кангасск не сумел и красиво завершать бой не стал. Сохраняющему жизнь следовало бы пощадить поверженного врага. А Кангасск Дэлэмэр, наследник миродержцев даже не подумал об этом, ни когда наносил саблей первый удар, рассекший стигу грудь, — ни когда добил его уже на песке.
Чувство победы… оно было. Недолго, мимолетно, но оно посетило последнего Ученика. Впрочем, силы вскоре оставили победителя, и он растянулся на песке рядом с мертвецом. Вот теперь все… теперь он сделал все, что мог.
Последним воспоминанием в мире, что стремительно мерк и исчезал, для Кана стали голоса…
Занна плакала и молила сквозь слезы: «Не умирай, Кан! Держись… любимый мой!..»
И проводил его во тьму и безмолвие… отчаянный крик девочки, молчавшей столько лет… «Папа!!!»
Глава шестьдесят восьмая. Иное пламя
Я встал на путь Сохраняющего жизнь очень поздно, как мне кажется. И то, что детишки, постигавшие смысл учения вместе со мной, принимали сердцем, мне мешал принять на веру разум. И я спрашивал. Спрашивал много.
Какой смысл пытаться сохранить жизнь бандиту, если ты знаешь почти наверняка, что он вернется мстить, когда ты будешь мирно спать в своем доме? Какой смысл умирать на поле боя, запретив себе подло бить врага в спину? Какой смысл вступаться за слабого, если нет шансов выйти из боя победителем? Когда ты умрешь вот так, бесславно и глупо, для кого это будет важно?
Тогда учитель сказал мне: для тебя самого. И я почему-то не отмахнулся от его слов.
И вспомнил их, когда узнал о смерти Хельги, Не Знающей Лжи. Она, наш общий Учитель, наверное, и не могла умереть иначе…
Он ступал по гулким плитам, отполированным до блеска, отражающим небо над головой: сиреневую ночь, полную щербатых лун и мерцающих звезд. Он был здесь и не был. Как во сне, когда присутствуешь, но не видишь себя. Однако шаг его оставался тверд и звучен: тысячекратным эхом отвечали странные плиты, словно передавали весть об идущем друг другу, во все стороны.
— Ты пришел навестить умирающего, Кангасскнемершгхан Дэлэмэр? — спросила рыжеволосая девушка, закутанная в теплый плащ цвета индиго. Она появилась из тьмы, словно призрак, и зашагала рядом. Зрачки цвета темного янтаря, оранжевые и синие ленточки в тяжелых косах, загорелое личико — все в ее облике напоминало о мире далеком и чужом, где слишком много солнца.
Кангасск не ответил девушке: он и сам не знал, зачем пришел сюда. Тем временем она продолжила:
— Даже его родители не пришли, а ты пришел. Он так ждал тебя.
— Кто ты? — спросил Кан и с трудом узнал собственный голос, глубокий, заполняющий все пространство под фиолетовыми небесами.
— Я Саренга, — улыбнулась девушка в ответ. — И тот, к кому мы идем, — Сигиллан.
Миры… Не удивление, но восхищение озарило в тот момент душу Кана. Словно он понял нечто, долгое время не дававшее ему покоя.
— Ты не удивлен, — заметила Саренга. — Ты достиг момента, когда смерть отпускает человека на волю, а не бросает в мир снова. Это время увидеть многое не таким, как ты привык, а совсем иначе. Увидеть, что звезды это не огненные котлы, горящие в вечном холоде, что планеты это не бездушные камни, обращающиеся вокруг светил, и что сами миры — тоже не сеть законов, опутавшая нечто материальное… Как мы выглядим для тебя? Как люди? Что ж, это наследие твоей недавней памяти. Подожди немного — и правда откроется тебе полностью…
Она говорила просто и доброжелательно, уводя гостя все дальше в чернильную пустоту; а сквозь фиолетовое небо проступал тонкий паутинный узор — судьбоносное серебро. В какой-то момент Кангасск осознал, ясно и четко, что у каждой звезды, у каждого мира в этих паучьих кружевах свое место. Некоторых нитей хотелось коснуться: просто чтобы почувствовать их дрожь, или даже что-то поправить. Но Кан сдержался; уже другое чувство намекнуло: не надо.
Казалось, прошла вечность, прежде чем Саренга объявила, что путь завершен. Те же зеркальные плиты, та же тьма вокруг… но появились призрачные образы, возникающие и растворяющиеся в ней. Их было много. И каждый склонялся над худощавой фигуркой, лежащей под белым покрывалом на высокой узкой кровати.
Подошел и Кангасск.
Последний посетитель обернулся к нему: подросток с пышной шевелюрой и живым, любопытным взглядом. Встретившись с ним глазами, Кангасск почувствовал некое родство, вспомнил Кулдаган, поющий арен, нарратов и Странников…
— Здравствуй, родной, — приветствовал его подросток. — Я Ле'Рок. Рад видеть тебя.
— И я рад, — отозвался Кангасск.
Ле'Рок же откланялся и растворился в темноте, оставив его один на один с умирающим.
Все эти посетители… эти… миры. Исчезновение образов более не обманывало Ученика. Все они были здесь. И пристально наблюдали за ним сейчас.
— Здравствуй, Сигиллан, — обратился Дэлэмэр к бледному, изможденному парню, лежащему на кровати.
— Здравствуй… — шепотом ответил тот и даже вымучил улыбку. — Омнис привел тебя?
— Нет…
Омнис. Ну да, и он тоже должен быть здесь. Юный мир… наверное, подумалось Кану, он выглядел бы пятилетним малышом, так похожим на Макса Милиана…
— Что стиг сделал с тобой? — спросил Ученик прямо.
— Ты еще во многом человек, Кангасскнемершгхан, мне тяжело объяснить на словах… — Сигиллан устало вздохнул. — Но ты знаешь, как можно уничтожить человеческое существо, даже не коснувшись его тела. Если лишить человека всего, что он любит; если растоптать все, о чем он мечтает; если не оставить ему надежды; если победить и превзойти его во всем; если заставить его любить без ответа или ненавидеть без конца… если лишить его жизнь всякого света…
