полно вокруг. Они не люди и не звери, я не могу читать их судьбу, предсказывать их, но угрозу я чувствую. Нам не дадут дойти ни до Табириума, ни до любого другого города. Надо искать другой путь…
— …Кангасск…
— Да?
— Нам нужно где-то остановиться на ночь… Без этого можно даже не пытаться строить планы: мы просто замерзнем… Видишь тот лес? — Занна протянула руку, указав на изумрудно-зеленый сосняк вдали. — Эта твоя «угроза» распространяется на него?
— Нет. По крайней мере, пока.
— Там есть охотничий домик. Мы останавливались в нем, когда ехали в Малый Эрх с Немааном…
Кангасск сжал зубы и мысленно выругался, но промолчал. В другое время он ни за что не одобрил бы что-либо, связанное с этим стигом. Но сейчас, похоже, выбора не осталось: один он, может, продержался бы как-то, но когда с ним женщина и ребенок… Скрепя сердце, Кан велел Эа бежать к лесу.
Небо в синих и багровых тонах выглядело полосатым у горизонта, под самым куполом обращаясь в сапфирово-синий. Поистине потрясающий закат горел над северными пустошами, горел ни для кого, ибо в этой части света все, кто сумел бы оценить его великолепие, в то время лежали мертвыми на рубиново- красном крошеве снега или же отчаянно спасали свои жизни… И кто скажет, что красота не вечна, даже если некому смотреть на нее… как в опустевших мирах, что порой встречались Кангасску в странствиях долгого сна. Безлюдные, покинутые, пустые, словно выпитые до дна чаши, но прекрасные, всему вопреки.
Пустые миры… Пустой Омнис… здесь и сейчас такое уже не казалось Ученику невозможным… Да, вдали отсюда кипит жизнь; распевают морские песни и тонут в дыму зигарелл портовые города; магические Университеты густо пахнут магией после лабораторных занятий; Сохраняющие Жизнь — учителя и ученики — бродят по дорожкам диадемовой рощи, давно сбросившей старые листья; где-то есть Милия и Лайель Грифон, и Лайнувер Джовиб… Серая Башня и Цитадель Влады… Кулдаган, исполненный магии арена… Черные Острова… желтые степи, где файзулы выходят на охоту со своими чаргами… и изумрудный Ффархан сияет посреди океана…
Кангасскнемершгхан Дэлэмэр больше не видел безумия Трех: как Горящий Обсидиан пульсирует в такт сердцу, так Триада пульсирует в такт жизни самого мира. И этот ритм уже не тот, что раньше; и ломается он именно здесь, в снежных пустошах Севера… Что губит миры? Или кто?.. Омнис — вслед за Сигилланом?.. Очень хотелось сказать «нет»…
Дом безмерно порадовал и чаргу, и Занну с дочкой, и лишь Кангасск, едва опустив засов на двери, замер и мучительно сглотнул, когда ужас широким всплеском обжег изнутри грудь и горло: угроза, что казалась такой далекой секунду назад, нежданно подступила совсем близко. Казалось, крылатая стая пронеслась над ветхим убежищем, уронив на него пеструю тень. Предупреждение. Или изысканная издевка, намек, что все идет по плану. Этот стиг любит намеки, будь он проклят… Растерзанный маленький Спектор, одного возраста с Кангасси… и теперь стая детей тьмы…
Накидав в пустой очаг гору Южных Лихтов и положив на ее вершину пару огненных сфер, Кан прилег у магического огонька и смотрел, долго и безучастно, как Занна готовит простой дорожный ужин из соленого мяса, овсяных хлопьев и растопленного снега. В какой-то момент Ученик с горечью осознал: сейчас ей спокойно рядом с ним. И девочке. И даже чарге.
Вздохнув, Кангасск опустил капюшон и уткнулся лицом в сложенные ладони. Ха, будто этот жест способен задушить отчаянье, растущее под сердцем, как цепкий сорняк!
Повинуясь желанию исчезнуть, забыться, из дальних уголков сознания выползли призрачные полусны — наследие тех тринадцати лет, когда Ученик не был привязан ни к чему и ни к кому, блуждая средь чужих миров… Заманчиво. Невозвратимо.
И тем не менее в полусонном мире удалось сбросить часть усталости, а время сжалось в единый миг. Казалось, только смежил веки — и вот тебя уже настойчиво трясут за плечо, говоря о горячей похлебке. Пусть не сразу, но Кангасск внял голосу Занны; поднялся; протер глаза; отхлебнул горячего солоноватого варева через край чашки.
В домишке, нагретом магическим теплом и освещенным золотым светом Лихтов, стало на удивление уютно. Можно было легко представить себе, что это мир-в-мире, безопасный островок, маленькая крепость… Занне и девочке хватило этой иллюзии, чтобы воспрять духом. У первой появилась надежда в голосе; вторая и вовсе весело играла с чаргой, не помышляя ни о чем. Кангасск даже иллюзии был лишен…
Когда он поднял голову и встретился взглядом с Занной, та невольно помрачнела тоже.
— Все плохо? — коротко спросила она, принимая из рук Дэлэмэра пустую чашку.
— Нет, — мотнул головой Ученик и, посмотрев в сторону играющей Кангасси, продолжил: — Поговорим позже об этом, ладно?
— Ладно, — голос Занны дрогнул.
Кангасск вынул из очага Лихт, в задумчивости перебросил его с левой ладони на правую и обратно, как Флавус Бриан… Флавус… Лихты-звезды… кулдаганские мечты… мысль о старом друге приятно согрела сердце.
— Почему ты седая? — слабо улыбнувшись, спросил Кан; совсем как Гиледа недавно спрашивала его.
— Наш род славится ранней сединой и поздней старостью! — заявила на это Занна, гордо вздернув подбородок, совсем как та бойкая девчушка, которую Кан помнил. Однако прежний образ сник довольно быстро. — Наш род… — Занна печально опустила глаза.
Кажется, Кангасск попал в точку, задав этот невинный на первый взгляд вопрос. И затронул прошлое, куда более древнее, чем можно себе представить. глядя на молодую женщину с ранней сединой в волосах. Не десять лет и не тринадцать, а тысячи… старое, поблекшее от времени серебро судьбы.
В узкое окошко, напоминающее бойницу, заглядывал уже не полосатый закатный вечер, а истинная ночь. Время шло неспешно. Больных тем Ученик больше не трогал и вообще говорил мало. Разве что вызвался помочь Занне, пройдясь заклинанием ресторации по грязной посуде и по дорожной одежде, испятнанной кровавым снегом Малого Эрха; еще и пошутил, что маг, дескать, незаменим в домашнем хозяйстве.
В довершение всего Дэлэмэр уложил спать раскапризничавшуюся Кангасси. Без всякой магии, даже без слов. Просто посидев рядом и погладив малышку по голове.
— Странно… — шепнул он Занне, когда девочка уснула, свернувшись калачиком у теплого бока чарги.
— Ничего странного, — пожала плечами гадальщица; однако нотка материнской ревности, промелькнувшая в голосе, от амбасиатского чутья не ускользнула. — Она никогда не знала отцовской ласки. Да и вряд ли вообще помнит отца. Так что в ее мыслях и фантазиях отца сейчас заменяешь ты.
— Вот как… — Кан задумчиво поднял бровь. — Прости, я уже спрашивал… спрошу снова: почему она не говорит?
— Это с тех пор, как она увидела стига… — вздохнула Занна. — Три годика ей тогда было.
— Ясно, — Кангасск понимающе закивал. — Она будет говорить снова. Это я обещаю. Мой друг, Орион… он лучший врач Омниса.
— Друг… — повторила Занна, нахмурившись, и поднялась на ноги. Похоже, все-таки решилась на неприятный разговор.
