жизненных нитей, остается зияющая дыра с махровыми краями, трепещущими без ветра. Эта рана затянется; судьбоносные переливы серебра побегут в обход; но пока…
Кангасск шел знакомой дорогой, положив ладонь на холку чарги; чувствуя мелкую дрожь, напряжение, беспокойство своего зверя. Занна шла рядом, сжав выше локтя правую руку Ученика… Испуганный котенок… и женщина, видящая защитника в нем, хмуром и, — Горящий, мерцая в такт сердцу, не даст соврать, — растерянном кулдаганце. Две надежды — как одна… Наверное, это и заставляло Кана если и не быть, то казаться тем, кем он никогда не был… воином и магом, уверенным в своих силах.
Трое живых ступали по мертвой земле; крикливые птицы стаями вспархивали перед ними. Выжженный Зирорном переулок, ведущий к таверне, встретил их стойким густым «запахом» высокой магии, стеклянным блеском стен, отведавших запредельного жара; и фонари, оплывшие, словно свечи, склонили свои железные головы…
Холодный и Горящий безумствовали под молчаливым взором Нарры. Кангасск видел месиво образов, ощущал следы паники и ужаса, которые, казалось, въелись здесь в каждый камень… одного он не видел и не чувствовал: тех, кто это сделал. Надо быть стигом… или гадальщиком династии Илианн, чтобы спрятаться от Триады так.
Это случайное, непреднамеренное сравнение заставило Кана хмуро сдвинуть брови, и отмахнуться от мысли не получилось.
— Не бойся, Занна, — ледяным тоном произнес Кангасск, обернувшись к ней. — Здесь никого нет. Нет смысла хвататься за меч.
— Ты говоришь, как гадальщик, — бросила Занна в ответ, но ладонь с рукояти маленькой катаны все же убрала.
Бесстрастный тон; стекленеющий взгляд; слова, взявшиеся из ниоткуда и сложившиеся в малопонятные отрывистые фразы. Да, она это имела в виду. Однако при всем внешнем спокойствии сердце Кангасска Дэлэмэра отбивало бешеный ритм. Безумие Горящего и равнодушная ясность Холодного, не желающих молчать ни минуты, неслись сквозь сознание Ученика диким ледяным потоком, подобно реке в узком проливе меж берегом Архангела и берегом Дьявола.
Сам того не ведая, Кан перешагнул через ступень, впервые сумев разобрать что-то внятное в этом потоке.
В тот момент восприятие выкинуло странный финт, заставивший мир перевернуться с ног на голову. Минуту назад Ученик видел мертвый город, жуткий в своем безмолвии, в своей неподвижности; город, пропитанный ужасом и смертью; город, из которого хочется бежать прочь, не разбирая дороги; и за каждым поворотом улицы мерещилось что-то опасное. Мимолетное прозрение открыло взору гадальщика совершенно иную картину: залитый кровью Малый Эрх оказался пуст и безопасен; окрестности же, напротив, дышали угрозой, незримой, выжидающей…
— Кангасси я не чувствую, — нахмурившись, произнес Кан уже на крыльце таверны; гадальный поток тут же отозвался каскадом образных всплесков, каждый из которых норовил накрыть неопытного носителя Триады с головой. — Хотя… — с трудом сохранив бесстрастный тон, добавил Кангасск, — что-то похожее на жизнь здесь есть. Слабое, угасающее…
— Немаан? — в голосе Занны прозвучала тихая надежда. И должно быть, взгляд, который бросил на нее Дэлэмэр, услышав это имя, показался ей странным: ох не так встречают слово о выжившем друге.
— Нет, — отрезал Кангасск, не объясняя, и перешагнул порог…
В общем зале, еще хранившем тепло очага, стоял терпкий запах крови. Здесь покоились те, кто превратил таверну в свой последний бастион. Много их было. И каждый второй — хрупкий юноша. И у всех — дешевые мечи, из тех, что спешно ковали перед самой войной… еще под руководством Кана.
Мая, хозяйка таверны, лежала тут же. Из всех защитников «Очага Малого Эрха» у нее одной было оружие из добротной стали: короткий гибкий меч с затемненным лезвием. Мечи, подобные этому, любимы теневой братией; их носят обернутыми вокруг пояса; они не отражают света даже в лунной ночи… Какой бы ни была история Маи, та забрала ее с собой, не покинув своей таверны, как капитан не покидает гибнущего корабля.
Поднявшись по лестнице, Кангасск остановился у той самой комнаты, где не так давно провел ночь с Гиледой… Теперь тонкую дощатую дверь отмечал кровавый отпечаток ладони: кто-то добрался сюда раненый и открыл дверь, толкнув ее перед собой.
— Он здесь, — шепнул Кангасск Занне. — И он боится.
Дверь заперли изнутри, однако замок оказался настолько хлипким, что достаточно было налечь плечом, чтобы он хрустнул и поддался.
Первым, что осознал воспаленный разум Кангасска, стал морозный ветерок, ворвавшийся в царство кровавого смрада, спасибо приоткрытому окну комнаты. А мигом позже Кан понял, что нашел обоих: и девочку, и последнего защитника Малого Эрха.
Кангасси лежала на кровати, свернувшись клубочком в теплых одеялах, как всякий спящий ребенок, однако Занна, судя по испуганному возгласу, сразу же предположила худшее.
Что до человека, распластавшегося на полу, то в нем Кан узнал своего недавнего знакомого. Наемник, вздумавший было ограбить седовласого незнакомца у стойки… он самый. Вернее, бледная, изможденная тень того самого.
Однако силы воли этому человеку было не занимать. Собрав остатки сил, он заставил себя приподняться на локте и вытащить из ножен меч.
— Не подходи! — глухо прорычал он, направив клинок на Кангасска.
— Я не причиню тебе зла, — спокойно отозвался тот. — Я тебя помню. Ты был в таверне позавчера. Хотел меня ограбить, но мы решили дело миром.
Губы наемника дернулись в кривой усмешке. Меча он не опустил, тем не менее.
— Их много было… — отрывисто заговорил он. — Много… тех, кого я помнил… целая… армия… Имя… имя твое как?
— Кангасск Дэлэмэр.
Меч выпал из обессилевшей руки и звякнул об пол…
— Он… сказал… — взгляд раненого стал безумен. — «Передай Дэлэмэру, что он рано похоронил… своего друга…»
«Немаан…»
Кангасск ничего не ответил. В несколько широких шагов он пересек комнату и опустился на одно колено перед наемником. Исследующее заклинание дало жуткую картину. Ран было много, серьезных ран. Большая кровопотеря. Заражение. Вздохнув, Кан сделал единственное, что мог в данной ситуации: наложил обезболивающее заклинание.
— Оох… гаръяр шерста'кинн! — с блаженной улыбкой выругался наемник, когда боль отступила. — Хорошо-то как… Попить бы еще.
— Кангасск! — окликнула Ученика Занна, склонившись над спящей дочерью. — Что с ней?! Она не просыпается!
