победу.
К вечеру прибыло несколько ал из числа паннонцев, галлов и дарданцев. Утомленные всадники, все в походной пыли, гремя оружием о доспехи, соскакивали с взмыленных лошадей, украшенных бронзовыми бляхами и налобником. Ауксиларии хрустели попавшим в рот во время скачки песком, ругали на ломаной латыни, а кто и на родном наречии все и вся: начальство, потребовавшее бешеной скачки, страшную жару, от которой в раскаленном под солнцем шлеме кружится голова и нестерпимо хочется пить, страну, где вместо дорог лишь обрывистые овраги да скрытые высокой травой рытвины. В них во время марша угодило несколько лошадей, серьезно повредив себе передние ноги. Досталось и каменистым откосам маленьких речек, несущихся к Дунаю. Здесь было легко вылететь из седла, сломав шею. Если бы не проложенные армией временные пути, пришлось бы совсем плохо. Бросив поводья выскочившим из палаток конюхам, префекты и трибуны отправились с докладом на преторий. Остальные всадники спустились к реке напоить измученных лошадей[87].
В середине августа изрядно уставшая от нескончаемых строительных работ армия Траяна вновь двинулась вперед. Лазутчики сообщили, что враг по-прежнему быстро отступает, а Лаберий Максим находится на подступах к Тибиску. Его воинские части также испытывали похожие трудности. Не встречая ощутимого сопротивления, они, подобно легионам Траяна, сражались преимущественно с природной стихией сурового края. В густых лесах, покрывающих отроги южных Карпат, появились многочисленные просеки. Через стремительные речки, сбегающие с гор в долину Черны, воины нижнедунайских легионов перебросили мосты. Их защищали небольшие крепости и блок-посты, воздвигнутые в лучших традициях римской фортификационной техники.
Миновав оставленный даками Аизис, западная армия форсировала мелководный Поганис, остановившись в предгорьях Карпат всего в одном переходе от Тибиска. Место для лагеря было выбрано на редкость удачно. Сглаженная ветрами прямоугольная площадка на вершине высокого каменистого холма, казалось, самой природой предназначалась для разбивки претория и окружающих его палаток офицеров. Внушительные размеры позволяли расположиться на ней нескольким когортам. Родники, спрятанные в зеленом ковре травы, давали прекрасную ключевую воду. Обрывистые края гарантировали успешную оборону. На двух врезающихся в море леса остроконечных скалистых выступах можно было расположить посты для подачи дымовых сигналов и наблюдения за окружающей местностью.
Но простояли недолго. Надо было спешить на соединение с восточной армией. На следующее утро, спустившись в долину и покидая оставленный в лагере гарнизон строителей, Траян долго всматривался в необычные и одновременно такие знакомые очертания холма. Почему-то вспомнилась далекая Испания, где он родился, упряжка волов, упрямо тянущая за собой громоздкий плуг на крестьянском поле. Волы шли медленно, опустив тяжелые головы и отфыркиваясь от наседающих мух. Император в последний раз оглянулся. Два скалистых выступа оставленной возвышенности закручивались, как рога. «Капут бубали» — 'Голова быка', так будет назван возведенный здесь римскими легионерами кастелл.
Несколько оставшихся до места встречи миль прошли особенно напряженно. Отдохнувшая в Берзобисе галльская, дарданская и паннонская конница двигалась впереди. Слева уже тянулись покрытые непроходимыми лесами горы, между которыми зловеще чернели узкие провалы ущелий. Местность располагала к созданию засад, но противника по-прежнему не было видно.
Дарданские всадники, поднимая тучи пыли, первыми пронеслись по улочкам покинутого даками Тибиска. Соскакивая с коней, они принялись деловито вытаскивать из деревянных жилищ варваров брошенный в спешке убогий скарб. За этот подвиг префект алы Публий Бесий Бетуниан получит из рук Траяна свой первый золотой венок покорителя городской стены.
Основные силы императора еще не успели сконцентрироваться у города, когда на противоположной стороне долины с пологого склона горы начали спускаться передовые отряды войска Лаберия Максима. Небольшие струйки разведывательных ал и когорт авангарда постепенно сменил поток закованных в панцири легионеров. Лучи заходящего солнца полыхали на железных пластинах лорик сегментат. Блестели золотые орлы. Под струями легкого вечернего ветерка трепетали вексиллы конницы. Императорские штандарты, сигнумы с фалерами и наградными цепями равномерно покачивались над стройными рядами наступающих когорт. Захватывающее и одновременно грозное зрелище.
Завидев приближающийся отряд гвардейских сингуляров, колонны остановились. Легионеры пристально вглядывались в облик кавалеристов. Впереди на вороном коне мчался офицер в тускло желтеющей под слоем пыли бронзовой кирасе, украшенной изображениями богов. Пурпурный плащ развевался за спиной, словно крыло сказочной птицы. Они узнали его, несмотря на сумрак спускающейся ночи, и тысячи рук с обнаженными мечами взметнулись к вечернему небу. «Аве император», как раскат грома, пронеслось по уже засыпающей долине, затихая далеким эхом в глубине Карпатских гор.
Простояв у Тибиска до конца августа, огромная римская армия двинулась дальше. Дорогу на Тапы пришлось вновь прорубать в глухих чащобах дакийских лесов. Саперы трудились, не покладая рук. Разведчики, посланные вперед, сообщили, что на перевале у Железных Ворот действительно, как и говорил пленный в Берзобисе, стоит большая армия Децебала, готовая вступить в бой. Она заняла выгодную позицию, и разбить ее будет непросто. Теперь все решали нервы. Или противник не выдержит и будет атаковать, добровольно лишив себя достигнутого преимущества, или придется идти напролом самим римлянам, рискуя потерпеть сокрушительное поражение.
Сделав по долине Бистры два коротких перехода, Траян остановился, собирая растянувшиеся войска. Выжидая и анализируя с офицерами штаба сложившуюся обстановку, император решил возвести на крутом берегу реки очередной кастелл, назвав его «Мост Августа». В будущем, с одной стороны, он давал возможность контролировать важнейший проход в южных Карпатах, ведущий в самое сердце Дакии, а с другой — не позволял занятым обыденной работой легионерам расслабиться в преддверии решительных битв.
Стены крепости уже возвышались над окружающей местностью, когда однажды на удивление душным сентябрьским утром строительство пришлось прервать. Небо застилали тяжелые тучи, предвещающие грозу. Но не ее приближающиеся глухие раскаты остановили работы. В горах низко и протяжно завыли боевые дакийские трубы. Тут же после сигнала из ближайшего леса на римлян хлынули потоки варваров. Децебал ночью под покровом темноты покинул свой лагерь и, надеясь на внезапность, атаковал противника с фланга. Облаченный в чешуйчатый панцирь, царь был хорошо виден с небольшой прямоугольной площадки на вершине холма у недостроенного воинами кастелла, где находилась ставка Траяна. Он стоял на пригорке у самой кромки леса в окружении соратников и элитной части войска. Все более усиливающийся ветер надувал значки волкоголовых драконов, рвал с перекладин четырехугольные вексиллы, сделанные по римскому образцу. Не успевший надеть металлический панцирь Сура привел конногвардейцев и что-то озабоченно говорил. Но принцепс не слышал его. Свист ветра, крики команд, надрывное гуденье труб заглушали его голос.
Варвары, потрясая оружием, стремительно приближались. Император не торопил события, поглубже заманивая их беспорядочные толпы в долину. Как только она заполнилась бурлящей массой людей, по знаку принцепса вперед выдвинулись когорты критских и британских сагиттариев. Смертоносный дождь стрел лишь на миг остановил наступающих даков. Понимая, что, спускаясь по крутому каменистому откосу, тяжелая пехота обязательно, на радость врагу, расстроит свои сомкнутые ряды, Траян бросил в атаку вспомогательные части.
В центре, не считаясь с ранами от дакийских крючковатых стрел, обнаженные по пояс, сражались астурийские и германские симмахиарии. Огромными дубинами, утыканными торчащими во все стороны гвоздями, они валили не защищенных шлемами вражеских воинов. Словно грецкие орехи, раскалывались головы, с ужасным хрустом ломались кости. Легкие варварские щиты вдребезги разлетались под ударами страшного оружия.
В бой вводились все новые и новые когорты из Британии, Галлии, Германии, альпийских провинций.
Даки упорно продолжали наступать, хотя, двигаясь вверх по склону, несли большие потери. На левом фланге, где подъем был менее крут, им даже удалось прорвать ряды симмахиариев и устремиться к стенам кастелла, у которых расположился со своим штабом Траян. Ала Силиана и паннонские всадники, неожиданно вылетев из-за холма, сумели поправить обстановку, оттеснив варваров обратно.
В разгар сражения под оглушительные раскаты грома хлынул ливень. Затем небеса почернели, и из
