Когда Манетт ушла, Линли сказал Файрклогу, что им нужно кое-что обсудить. Бернард явно ожидал таких слов, потому что сразу кивнул, но при этом, несмотря на начинавшийся дождь, добавил:

— Позвольте сначала показать вам архитектурный сад.

Линли решил, что Файрклог предложил это для того, чтобы подготовиться к тому, что должно было последовать, но решил дать Бернарду время. Они прошли через арочные ворота в каменной стене, покрытой серыми пятнами лишайника. Файрклог рассказывал о саде. Он говорил вроде бы небрежно, однако можно было не сомневаться в том, что он проходил этим маршрутом сотни раз, повторяя одно и то же, показывая то, что создала его жена, стремясь возвратить садам их былое величие.

Линли слушал, не делая никаких замечаний. Сад казался ему странным и прекрасным. Вообще он предпочитал природные ландшафты, но здесь самшиту, падубам, мирту и тисам были приданы фантастические формы, притом некоторые растения достигали высоты в тридцать футов. Здесь были трапеции, пирамиды и спирали. Здесь имелись двойные спирали, грибы, арки, бочонки и конусы. Дорожки, вымощенные выгоревшим известняком, вились между фигурами, а там, где не было кустов, красовались партерные садики, орнаменты в которых были созданы из низкорослых форм самшита. В этих партерах до сих пор цвели карликовые настурции, создававшие контраст пурпурным фиалкам, окружавшим их.

Этому саду насчитывалось более двух сотен лет, и воссоздание его в первоначальном виде было мечтой Валери с момента наследования Айрелет-холла, пояснил Файрклог. Ей понадобились многие годы, помощь четырёх садовников и фотографии, сделанные в начале двадцатого века.

— Великолепно, да? — с гордостью произнёс Файрклог. — Она просто чудо, моя жена.

Линли восхищался садом. Да и любой бы восхитился на его месте, это инспектор прекрасно понимал. Но что-то было не так в тоне Файрклога, и Томас спросил:

— Поговорим здесь, в саду, или где-нибудь в другом месте?

Бернард, явно понимая, что пора приступать к разговору, ответил:

— Ладно, идёмте. Валери отправилась навестить Миньон. Какое-то время её не будет. Мы можем поговорить в библиотеке.

Название места оказалось неправильным, потому что книг там не было. Это была просто небольшая уютная комната рядом с главным холлом, со стенами, отделанными тёмными панелями, на которых висели портреты давно покинувших этот мир Файрклогов. В центре комнаты стоял письменный стол, у камина пристроились два удобных кресла. Сам камин был впечатляющим образцом работы Гиббонса Гринлинга; на полке над ним стояли старые фарфоровые вазы в стиле «Уиллоу паттерн», имитирующие китайский фарфор, в камине был сложен уголь. Файрклог зажёг его, потому что в комнате было холодно, потом отдёрнул тяжёлые занавеси, скрывавшие окна со свинцовыми переплётами. По стёклам стекали капли дождя.

Файрклог предложил выпивку. Для Линли было рановато, и он отказался, но Бернард налил себе шерри. Он жестом предложил инспектору сесть, и они оба устроились в креслах, после чего Файрклог сказал:

— Вы увидели куда больше грязного белья, чем я того ожидал. Извините меня за это.

— В каждой семье есть что-то такое, — заметил Линли. — И моя — не исключение.

— Вряд ли у вас есть что-то похожее, могу поспорить.

Томас пожал плечами. И спросил, потому что это нужно было спросить:

— Вы хотите продолжения, Бернард?

— Почему вы спрашиваете?

Линли сложил пальцы «домиком» под подбородком и уставился на огонь в камине. Чтобы уголь разгорелся быстро, под ним были сложены свечные огарки. И в комнате должно было вскоре основательно потеплеть. Наконец он произнёс:

— Если оставить в стороне эту историю с фермой Крессуэлла, которую, наверное, вполне можно и не изучать, у вас уже есть вполне приемлемый результат. Если коронёр заявил, что это был несчастный случай, вы вполне можете с этим согласиться.

— И позволить кому-то уйти безнаказанным после убийства?

— Знаете, я давно понял, что на исходе лет никто не остаётся безнаказанным.

— Вы уже что-то обнаружили?

— Дело не в том, обнаружил ли я что-то. Вообще-то пока практически ничего, потому что у меня связаны руки — я ведь должен прикидываться обычным гостем. Так что здесь скорее нужно спросить, что я мог бы обнаружить, то есть каков мотив убийства. Возможно, я пытаюсь сказать вам следующее: притом что это действительно мог быть несчастный случай, вы рискуете узнать нечто неприятное о собственном сыне, о своих дочерях, даже о вашей жене — такое, чего вы предпочли бы не знать вне зависимости от того, как именно погиб ваш племянник. Такое иногда случается при расследованиях.

Файрклог, похоже, задумался над этими словами. Он, как и Линли, смотрел на огонь, потом перевёл взгляд на фарфоровые вазы над ним. Одна из них, заметил Томас, треснула и была склеена. Очень давно, решил он. Склейка была неумелая, в наши дни это сделали бы по-другому и трещина была бы совсем незаметной.

Линли продолжил:

— С другой стороны, это действительно могло быть убийство, совершённое человеком, которого вы любите. Вы хотите предстать перед таким фактом?

Файрклог посмотрел на Линли. Он ничего не сказал, но инспектор видел, что мысли Бернарда улетели куда-то далеко, и продолжил:

— Подумайте также вот о чём. Вы хотите знать, причастен ли Николас хоть каким-то образом к тому, что произошло с его двоюродным братом. Вы ведь именно ради этого приезжали в Лондон. Но что, если в это замешан кто-то ещё, не Николас, другая персона? Какой-то другой член вашей семьи. Или совсем не Ян был предполагаемой жертвой? Вы хотите об этом узнать?

Тут у Файрклога сомнений не было. Они ведь оба отлично понимали, кем могла быть другая предполагаемая жертва. Бернард сказал:

— Ни у кого не было причин убивать Валери, даже просто причинять ей зло. Она — центр здешнего мира. И моего, и их. — Он ткнул пальцем в сторону двери, и Линли решил, что лорд подразумевает своих детей, и одного из них в особенности.

— Бернард, мы не можем уйти от того, чтобы присмотреться к Миньон. Она имеет постоянный доступ к лодочному дому.

— Уж точно это не Миньон, — возразил Файрклог. — Она бы и пальцем не шевельнула для того, чтобы предпринять что-нибудь против Яна, а уж в особенности — против собственной матери.

— Почему нет?

— Она слишком хрупкая, Томми. И всегда такой была. В детстве у неё был сильный ушиб головы, и с тех пор… Она, так сказать, нетрудоспособна. Колени, операции… Неважно. Она просто не смогла бы это сделать.

Линли не отступал.

— А если бы всё же как-то смогла, была ли у неё причина? Мотив? Есть ли в её отношениях с матерью нечто такое, о чём мне следовало бы знать? А с её кузеном? Они были близки? Или враждовали?

— Другими словами, могло ли ей захотеться, чтобы Ян умер?

— Именно об этом я и спрашиваю, да.

Файрклог снял очки и потёр глаза.

— Ян был моим финансовым консультантом, как вы знаете. Он отвечал вообще за все финансы. Это было его работой. Он был хорошим специалистом, я в нём нуждался.

— Это мне понятно, — кивнул Линли.

— Но некоторое время назад — около трёх лет, пожалуй, — он стал настаивать, чтобы я отселил Миньон. Он просто не понимал, что девушка не может работать. И никогда не могла. Ян подчёркивал, что обеспечение её деньгами как раз и сделало её калекой, хотя на самом деле она в полном порядке. В этом мы никак не могли прийти к общему мнению. Конечно, это не было причиной серьёзных споров, тема возникала один-два раза в год, только и всего. Но я в любом случае не собирался… я просто не мог. Когда ваше дитя получает серьёзную травму… Когда у вас будут свои дети, Томми, вы поймёте.