только весной, а до того все члены группы должны готовиться к нему. Тра-та-та и так далее. Квинси мог болтать как никто другой, и он просто был вне себя от восторга, говоря о всяких кручах и склонах, а уж тем более о валунах, оставленных в незапамятные времена ледниками. Тиму всё это было так же интересно, как учиться китайским иероглифам у слепца, но он прекрасно понимал, что должен смотреть на Квинси, когда тот несёт всякую чушь, и он всегда старался, чтобы на его лице отражалось нечто похожее на интерес, он всегда был настороже…
Задолго до окончания похода Тиму захотелось опорожнить мочевой пузырь. Он знал, что ему бы следовало отойти в сторону с тропы и сделать что надо до того, как они сядут в автобус и вернутся в школу. Но ему противно было делать это на людях, потому что он никогда не знал, как это воспримут те, вместе с кем он был вынужден гулять. Поэтому он подавил нужду и мучился, слушая болтовню Квинси, подводившего итоги их дневного путешествия — «приключения», — а когда они наконец вышли из автобуса на школьном дворе, пулей помчался в ближайший туалет и избавился от страданий. При этом он постарался, чтобы часть струи попала на пол, а часть — на его собственные брюки. Закончив, Тим подошёл к зеркалу, внимательно себя рассмотрел, сковырнул прыщик на лбу — да так, чтобы показалась кровь, что всегда было приятно, — а потом пошёл за своим сотовым телефоном.
Конечно, им не разрешалось иметь телефоны. Но приходящие ученики могли их иметь, только должны были сдавать каждое утро по списку, который хранился у директора. Чтобы получить сотовый обратно, нужно было пойти к директору, взять разрешение, и только тогда телефон извлекался из хранилища, куда его прятали на день ради безопасности.
В этот день Тим последним явился за своим телефоном. И как только сотовый очутился в его руке, он проверил сообщения. Но ничего не было, и Тим почувствовал, как у него начало покалывать пальцы. Ему захотелось швырнуть мобильник в кого-нибудь, но вместо того он вышел из хранилища, потом на центральную дорожку, которая привела его к площадке перед школой, на которой он должен был ждать вместе с другими приходящими учениками, пока их заберут и увезут домой. Разумеется, их могли забирать только те, кого знали в школе. У Тима таких сопровождающих было трое, но теперь, когда его отец умер, осталось только два, что на самом деле означало одного, потому что с какой бы радости за ним явилась Найэм? Значит, оставался только Кавех. И до сих пор тот исправно исполнял свои обязанности, потому что ему просто некуда было деваться, и он ещё не придумал, как от этого избавиться.
Но Тима это не заботило. Ему было всё равно, кто за ним приедет. Что было сейчас действительно важным, так это сделка, которую он заключил с «Той-фор-ю», и тот факт, что он не получил ответа на своё последнее сообщение, отправленное утром, по дороге в школу. Тим отправил новое:
Через мгновение пришёл ответ:
Тим посмотрел на дисплей. Он не хотел разговаривать. Он хотел действовать. Он выполнил свою часть договора, и это было бы только справедливо, если бы «Той-фор-ю» поступил точно так же. «Вот всегда так получается в конце концов», — с горечью подумал Тим. Люди играют друг с другом, как с колодой карт, и его уже просто тошнит до чёртиков от всего этого. Но что ему оставалось? Тим мог начать всё сначала, но он уже этого не хотел. Он и так слишком долго искал «Той-фор-ю».
Тим отослал ответ:
Тим захлопнул крышку телефона и сунул его в карман. Толстая девочка, чьего имени он не знал, сидела на скамье и смотрела на него. Когда их взгляды встретились, она приподняла форменную юбку. И раздвинула ноги. Трусиков на ней не было. Тим почувствовал, что его может вырвать, и поспешил отойти к дальней скамье, чтобы сесть там и дождаться, пока его увезут назад в Брайанбэрроу. Он прикидывал, как именно мог бы поиздеваться над Кавехом во время долгого обратного пути, и поздравил себя с тем, что додумался обмочить брюки. Это доставит неприятности носу старины Кавеха, думал Тим, внутренне посмеиваясь.
Арнсайд, Камбрия
Алатея Файрклог была зачарована заливом Моркам. Она никогда в жизни не видела ничего подобного. Отлив обнажали его обширное пространство, оставляя за собой сто двадцать квадратных миль разнообразных песков. Но эти пески были настолько опасны, что только рыбаки, всю жизнь живущие рядом с заливом, решались выходить на них. Если же кто-то другой забредал на эти опустевшие просторы — а люди постоянно это делали, — то он рисковал кончить свои дни, провалившись в зыбучий песок, который для стороннего наблюдателя ничем не отличался от твёрдой почвы. Или, забравшись слишком далеко в залив и задержавшись там на песчаных холмиках, которые выглядели надёжными, как острова, вдруг обнаруживал, что прилив сначала отрезает эти «холмы» от берега, а потом и накрывает полностью. К тому же прилив не поднимался ровно, а образовывал в заливе водовороты, где вода неслась со скоростью взбесившейся лошади, и всё мчалось и кружилось, и мощные потоки сметали всё на своём пути. И именно этот безумный приливный вал казался Алатее самым гипнотическим. Вода как будто возникала из ниоткуда, а скорость течения предполагала силу, которую не способен обуздать человек. Но почему-то мысль об этом наполняла Алатею покоем: что есть рядом сила, не подвластная человеку, и что она могла бы найти в этой силе утешение, когда ей это будет особенно необходимо.
Ей очень нравилось то, что этот дом — дар отца её мужа по случаю бракосочетания единственного сына — стоял прямо над Кентским каналом, который был как бы частью залива Моркам. И когда она выходила к самому краю их владения, где каменная стена бежала вдоль общественной тропы над каналом, уходившей всё вверх и вверх, к открытой всем ветрам вершине холма Арнсайд-Нот, она могла, завернувшись в огромную шаль, стоять там и наблюдать за стремительным возвращением солёной воды. И даже могла притворяться, будто понимает, как прочесть смысл создаваемых потоками завихрений.
И сейчас, ноябрьским днём, она стояла на этом месте. Солнечный свет уже тускнел, и он должен был угасать всё раньше и раньше почти до конца декабря, и температура воздуха тоже с каждым днём понижалась. Клубы облаков на западе, по другую сторону канала, говорили о том, что к ночи собирался дождь, но это не беспокоило Алатею. В отличие от многих подобных ей, приехавших в Англию из других стран, она всегда радовалась дождю, потому что тот обещал и рост, и обновление. Но всё-таки ей было не по себе, хотя и по другой причине. И этой причиной был её муж.
Алатея никак не могла его найти. Она весь день звонила ему на мобильный — после того, как, позвонив в «Файрклог индастриз», узнала, что Николас не приехал в этот день на работу. Она позвонила туда около одиннадцати часов, но Николаса ещё не было, хотя он и должен был явиться, потому что сейчас как раз шла работа над одним новым проектом, которому Николас посвящал половину своего рабочего времени. Сначала она подумала, что тот просто уехал по каким-то внезапно возникшим делам, и позвонила на сотовый. Но услышала только неживой голос, предложивший ей оставить сообщение. Так она и сделала, к этому часу уже трижды. И тот факт, что Николас до сих пор не ответил, наполнил её голову опасениями.
