— Что именно вас интригует? — поинтересовался Иволгин.

— А то, что десантники вели такой же огонь, как и мы, однако мы уложили их не менее двух десятков, а на судне ни одной отметины! Хотя, имея столько стволов, они могли буквально изрешетить нас.

— Не может быть! — не поверил Кондаков, и все трое принялись осматривать сейнер. Перс оказался прав — ни одной пробоины или хотя бы вмятины!

Все трое молча, растерянно переглянулись.

— Этих парней десантировали, выдав им магазины с холостыми патронами — вот что произошло, — мрачно объяснил Иволгин. — После прибытия сюда, они, возможно, должны были отрабатывать захват катера или что-то в этом роде. Мы же — непонятно кто и откуда — расстреливали их, как в тире, даже не позволив прийти в себя.

— Можно подумать, что у нас было время на размышления. — огрызнулся Кондаков. Или, может, прикажете устраивать для них рыцарские турниры?

— Я не об этом… Просто страшно это: воевать против своих же, единокровных.

— Но ведь только этим мы и занимаемся, — напомнил ему Кондаков. — Мы сами себе избрали этих врагов.

Когда «крейсер» преодолел еще несколько миль, он лично пристрелил моториста и, приказав всем сойти на берег, прострелил в нескольких местах днище судна.

— Нервы и силу воли — в кулак, — молвил он, осматривая на пологом лесном берегу набитые патронами и консервами вещмешки маньчжурских стрелков. — И запомнили: ближайшая наша цель — Урал.

Прибыв во Фриденталь, Скорцени сразу же потребовал к себе Курбатова.

— Когда он должен вылететь в Италию? — спросил обер-диверсант рейха, прежде чем отправить адъютанта на поиски этого русско-германского офицера.

— Завтра на рассвете, попутным транспортным самолетом, — ответил Родль.

В этот раз князь предстал перед штурмбаннфюрером в пятнистой тренировочной форме курсанта, без каких-либо знаков различия. Скорцени уже знал, что полковник на удивление прилежно осваивает всю ту науку, которую ему преподают на Фридентальских курсах. Словно бы впервые постигает приемы рукопашного боя, азартно снимает часовых, изучает радиопередатчики и вождение всех видов техники, вплоть до — пока что только на тренажерах — самолетов-истребителей и бронекатеров.

И лишь время от времени ему приходится выступать в роли инструктора — когда происходит «ситуационный разбор диверсий». До его появления инструкторы курсов пользовались всего пятью-шестью стандартными ситуациями, изложенными в учебниках. Курбатов же разворачивал перед курсантами такие сногсшибательные операции, которые попросту казались невероятными. Причем делал это на примерах действия своей группы в тылу у русских, что здесь особенно ценилось. При всех опасностях, которые поджидали диверсанта в тылу англо-американцев, заброска туда считалась чем-то вроде стажировки для новичков. А тут перед ними вдруг появлялся диверсант, сумевший за несколько месяцев «диверсионно» пройти всю Сибирь, всю Россию.

— Вас, полковник, не оскорбляет, что вместо осенних снегов России вас заставляют любоваться виноградными холмами Италии?

— Мне стало известно, что сейчас в Северную Италию перебазировался русский Казачий стан во главе с генералами Шкуро и Домановым…

— Все верно, для контактов с русскими казаками мы вас тоже будем использовать. Не исключено, что на какое-то время мы даже переведем вас в русский казачий корпус СС в качестве одного из командиров.

Появилась официантка из офицерского кафе. Широкоплечая и на редкость узкобедрая, с плоской грудью и грубоватым землистым лицом, она представляла собой некую сексуальную дисгармонию, которая сразу же развеивала в истосковавшемся по женскому телу воображении курсантов всякую тягу к женщинам, всякое юбкострадание. Поскольку почти весь женский персонал кафе и столовой был подобран в основном по такому же принципу, Курбатов начал подозревать в этом одну из психологических уловок Скорцени. Вот только все забывал поинтересоваться, так ли это на самом деле.

— Я уже говорил, господин штурмбаннфюрер, что мне не хотелось бы оказаться в какой-либо из армейских частей. Поскольку давно сделал свой диверсионный выбор.

— Все, что мы предпринимаем, преследует определенную цель. Например, нам хочется, чтобы вы стали известным в местных белогвардейских кругах. С этой целью вам придется побывать почти во всех оказавшихся в Северной Италии и соседней Югославии знатных белогвардейских семействах.

Вы должны быть вхожи не только в их штабы, но и в дома. Не говоря уже о том, что следует позаботиться о достойной вас невесте.

— Время ли сейчас думать об этом? — недовольно поморщился князь, берясь за рюмку водки и явно чувствуя себя неловко: сидя за одним столом со Скорцени, обсуждать проблему невесты?!

— Невзирая на ваше «юношеское» недовольство, мы будем касаться всех возможных проблем, которые со временем помогут нам прижиться в послевоенной Европе, — сухо и жестко отреагировал Скорцени. — Ни один мой вопрос, ни одно предложение не появляются по воле прихоти. Вы, например, никогда не задумывались над тем, каким образом придется закрепляться в западном мире, избегая репатриации в Россию? А ведь можете не сомневаться, что, в случае поражения Германии, Сталин потребует от своих западных союзников, от администраций всех оккупированных им стран, чтобы все русские, сражавшиеся против Красной армии, все «предатели Родины» были немедленно переданы советским властям.

— В отличие от власовцев я присяги не нарушал. Наоборот, всегда оставался верен ей, сражаясь против коммунист-товарищей.

— Не уверен, что коммунистический трибунал сочтет это смягчающим обстоятельством.

— А почему вы решили, что я рассчитываю на снисхождение?

Скорцени опустошил наполненную русской водкой рюмку, страдальческой гримасой подавил в себе отвращение к непривычному напитку и, закусывая тонкими ломтиками голландского сыра, задумчиво смотрел в окно.

— И все же находить добровольцев, желающих прогуляться по тылам русских, становится все труднее, — проговорил он, глядя куда-то в заоконное пространство. — И уж совсем немного найдется их, когда речь пойдет о засылке диверсионных отрядов уже после войны.

— Мне-то как раз желательно оказаться в России после… Чтобы прибыть гуда не полковником вермахта, а полковником Белой гвардии.

— Понимаю: ваши русские дела. Нескончаемая Гражданская война… Только появиться в России вам уже предпочтительнее не полковником, а генералом. — И, выдержав удивленный взгляд Курбатова, разъяснил: — Согласитесь: генерал есть генерал, особенно если вы хотите поднять восстание. Потому я стремлюсь ввергнуть вас в водоворот белого казачества в Италии, чтобы можно было присвоить вам чин генерала, назначив командиром дивизии или хотя бы отдельной казачьей бригады. Как видите, все рассчитано.

Курбатову вдруг вспомнился штабс-капитан Иволгин, не пожелавший идти к границам рейха, поскольку решился поднять восстание на просторах между Уралом и Волгой. Хотелось бы знать, как сложилась судьба этого рубаки, которого на последнем офицерском совете группы он одарил чином подполковника. Порой Курбатову казалось, что сам он совершил роковую ошибку: ему тоже следовало оставаться где-то там, на Дону, на Кубани или на левом берегу Волги, вместе с Иволгиным.

Отсюда, из германского далека, все казалось проще и романтичнее, как и оттуда, из Маньчжурии. Но и рейд по тылам красных убеждал его, что, в общем-то, воевать в России можно. Главное, не создавать на первом этапе восстания большие отряды и стараться до поры до времени не вступать в прямые стычки с