— Обычные меры предосторожности, — замедленно, невозмутимо проговорил Ульрех. — Командир группы отказался отвечать на самые важные вопросы до тех пор, пока не появится кто-либо из штаба армии. Мы, естественно, могли бы его заставить, но…

— Понимаю, сработало ваше благоразумие, — наконец-то вклинился в их странный диалог полковник Лоттер, спасая самолюбие своего подчиненного.

— При этом Курбатов требует связать его, с кем бы вы думали?..

— Ну вот, а вы сомневаетесь, что имеете дело с князем, — уже более миролюбиво обронил Штубер. — Любой славянин ведет себя похлеще нашего маркграфа. Что уж говорить о князьях?

Ульрех томительно поморщил лоб, пытаясь понять, к чему клонит один из ближайших соратников Скорцени, или по крайней мере попасть в струю его игриво-идиотского настроения.

— Словом, он настоятельно требует связать его… — повторил подполковник.

— …С «самим» Скорцени, — с грустной миной «угадал» гауптштурмфюрер.

— Точно! — удивленно уставился на него подполковник.

— Приведите ко мне этого князя. Предварительно уведомив его, что прибыл офицер из отряда Отто Скорцени, который совсем недавно принимал участие в операции по похищению Муссолини. — Штубер сообщил это не столько для Курбатова, сколько для самого Ульреха. — Надеюсь, он окажется намного доверчивее вас.

— Надеюсь, — безропотно признал подполковник, явно теряя нить логики этого диверсанта.

— И еще: в этом особняке найдется отдельная комнатка, в которой можно было бы поговорить с русским тет-а-тет?

— Конечно, найдется, — охотно заверил его Ульрех. Затем, немного замявшись, сказал: — Хотя нам с полковником очень хотелось бы присутствовать при этой беседе.

— Князь Курбатов обязательно удостоит вас аудиенции. Буду ходатайствовать за вас.

Ночь выдалась на удивление звездной и тихой. Где-то на том конце деревушки заунывно рыдала сова. Трава, деревья, кусты… — все приобретало свой особый, ночной аромат, которым постепенно заполнялось все пространство вокруг.

— Так поверили вы наконец в свое спасение, лагерь-майор? — поинтересовался подполковник Иволгин у Кондакова, когда они вышли на крыльцо.

Командир маньчжурских стрелков знал, что ни одного солдата в деревне нет, поэтому чувствовал себя полным хозяином в ней. И на крыльцо дома Раздутича вышел так, словно на крыльцо собственного барского особняка.

— В мое спасение поверить так же трудно, как поверить в возвращение с того света.

— В общем-то, да, вы правы. Война порой порождает невероятные сюжеты, достойные пера Тургенева.

— По всем законам криминалистики, я уже никогда не должен был видеть свободы.

— Причем какой свободы! Свободы диверсанта.

— Оказывается, существует и такая, — согласился с ним лагерь-майор. — Никогда раньше не задумывался над этим.

— Тем яростнее проявляйте себя теперь как диверсант, — настоятельно посоветовал Иволгин, а, немного помолчав, неожиданно добавил: — Какая изумительная выдалась нынче ночь!

— Редкостная, не возражаю.

— В такую вовсю хочется жить, пусть даже в этой забытой богом и людьми деревушке.

— От вас ли я слышу это, господин подполковник, — иронично рассмеялся Чолданов, подталкивая плененного ими старшину к «воронку». — Еще недавно вы изрекали нечто иное.

— Помню, — смиренно признал Иволгин. — Постоянно впадал в какие-то бредни по поводу Лондона и Парижа. Но ведь совсем недавно я и предположить не мог, что, добыв четыре красноармейские формы, мы еще и сумеем освободить некоего несостоявшегося диверсанта, посланного в Россию для убийства Кровавого Кобы.

Лично он пока что не знал, как ему воспользоваться свободой этой ночи. Мудрее всего было бы провести в этой деревне еще две-три ночи, чтобы отмыться, отоспаться и вообще привести себя в божеский вид, однако всякая оседлость, пусть даже временная, уже начинала страшить подполковника. Слишком уж он привык к кочевой жизни. Привык сам и приучил к этому своих стрелков.

— Нет, господин подполковник, такого лихого нападения на энкавэдистский «воронок» князь Курбатов вам не простит, — молвил Чолданов, которому тоже очень не хотелось оставлять дом Раздутича. — Это он должен был совершить подобный налет, вместе с бароном фон Тирбахом. А так получается, что в Берлин они прибыли с пустыми руками.

— Откуда нам знать, как они прибыли туда? — возразил Иволгин. В душе он не раз укорял себя за то, что не согласился идти с Курбатовым. Но только в душе. Никто из подчиненных его об этом не догадывался.

— Зато теперь мы знаем, что нам, лично нам, есть с чем идти хоть в Берлин, а хоть в Рим, — подсказал Перс. — И даже предстать перед самим фюрером.

— Так почему бы не воспользоваться такой возможностью, господин подполковник? — завершил его мысль Чолданов.

С ответом Иволгин не торопился. Знали бы они, как трудно расставаться с идеей создания Народной армии Поволжья! Причем делать это сейчас, когда он оказался столь близок к ее осуществлению.

Тела убитых погрузили в машину, туда же усадили связанного, с кляпом во рту, старшину и забросили лопату. Километра через два Перс, который сидел за рулем, остановил машину над болотистой низиной.

— Не убивайте меня, — попросил старшина, завершив копать яму для погибших. — Зачисляйте в свой отряд, все же лучше, чем гнить в этой болотной жиже.

— Тебя нельзя — предашь, — покачал головой Иволгин.

— Я машину хорошо вожу, лучше этого вашего Перса, или как его там, — объяснил старшина, сбрасывая в яму тело одного из убитых охранников. — А коль согласился вести машину, на которой вы ехали, назад мне дороги нет, расстреляют как предателя.

— Нельзя ему верить, как считаете, ротмистр? — обратился подполковник к Чолданову.

— В принципе он оправ: с той минуты, когда сядет руль нашей машины, возврата ему нет. А то, что он красным служил… Так ведь здесь уже все под красными жили, все большевичкам прислуживали. Из кого тогда Народную армию создавать изволите, господин главнокомандующий? — с особым сарказмом произнес он это свое «главнокомандующий».

— Ваше мнение, прапорщик? — повернулся Иволгин к стоявшему чуть позади него и сбоку Персу.

— Водитель из меня не ахти, сами видели. А пристрелить всегда успеем.

Подполковник еще немного поколебался и, приказав старшине забросать тела глыбами торфа, позволил сесть за руль.

— Будь вы германцами, я, наверное, не согласился бы, — пробормотал охранник, садясь за руль. — Но вы-то ведь русские.

— Не набивайте себе цену, старшина, — проворчал в ответ Иволгин, усаживаясь рядом с ним.

— Куда путь держать намерены, господин подполковник, — возник у приоткрытой дверцы кабины ротмистр Чолданов.

— Пока не знаю, главное, подальше отсюда.

— А вопрос принципиальный. Надо бы решить: на запад или на восток? Теперь у нас есть машина, оружие, мундиры и германский диверсант. Тогда чего ждем? Не готово Поволжье к восстанию. Не поднять нам его, это же ясно, как Божий день.