Перрин вздрогнул, когда в его убежище прорвался ветерок. Плащ уплыл куда-то по реке, а куртка и вся остальная одежда, вымокшие в потоке, оставались до сих пор холодными и неприятно-влажно липли к телу. Прошлой ночью Перрин слишком устал, чтобы его беспокоили сырость и холод, но сейчас его бил озноб от каждого порыва ветра. Все же он решил не развешивать одежду на ветвях для просушки. Если денек выдался и не совсем холодным, то теплым его можно было назвать с очень большой натяжкой.

Самая большая проблема, подумал Перрин со вздохом, это время. Высушить одежду — на это нужно время, пусть даже недолгое. Кролика поджарить, развести костер, на котором его зажарить, — на это тоже надо время, хоть и не очень много. В животе у него громко заурчало, и юноша попытался выкинуть из головы мысли о еде. Минуты нужно употребить на более важные цели. Одно дело за раз, и самое важное — первым. Так он поступал всегда.

Взор Перрина проследил за течением Аринелле. Не в пример Эгвейн, он — пловец отличный. Если она сумела переправиться через реку... Нет, никаких «если»! Место, где она переправилась через реку, должно быть где-то ниже по течению. Юноша побарабанил задумчиво пальцами по земле, взвешивая в уме все «за» и «против» своего положения.

Приняв решение, Перрин времени зря терять не стал: подхватил топор и двинулся берегом по течению реки.

Эта сторона Аринелле не отличалась густым лесом, растущим на западном берегу. Небольшие рощицы виднелись там и тут среди полян, что с наступлением весны стали бы лугами. Некоторые рощи можно было назвать перелесками, среди голых стволов ясеней, ольхи и твердокамедников ярко выделялась зелень елей и кедров. Дальше по течению рощицы становились реже и меньше. Единственное, хоть и весьма жалкое укрытие могли дать лишь они.

Перрин, пригибаясь, короткими перебежками двигался от зарослей к зарослям, оказавшись под сенью деревьев, припадал к земле, внимательно осматривая берега — и дальний, и свой. Хоть Страж и утверждал, что река будет для Исчезающих и троллоков преградой, но стала ли? Вдруг у них пропадет нелюбовь к глубокой воде, если они заметят его? Поэтому Перрин с большой осторожностью выглядывал из-за деревьев и бежал от одного укрытия к другому быстро и стараясь пригибаться пониже к земле.

Подобными короткими бросками юноша преодолел уже несколько миль, как вдруг, на полпути к манящему убежищу под сенью ив, он хмыкнул и замер на месте, упершись взглядом в землю. Меж спутанной бурой прошлогодней травой попадались островки голой земли, и вот в середине одного такого серого пятна, прямо перед его носом, явственно виднелся отпечаток копыта. Улыбка медленно расплывалась по лицу Перрина. Кое-кто из троллоков был с копытами, но он сомневался, что хоть один из них подкован, особенно подковой с двойной поперечиной, которую мастер Лухан добавлял для прочности.

Забыв о возможной слежке с противоположного берега, Перрин кинулся искать другие следы копыт. На плетеном ковре жухлой травы они отпечатались плохо, но его зоркие глаза все-таки нашли их. Прерывистый, слабый след вел в сторону от реки, к густой рощице, где деревья — болотный мирт и кедры — стояли плотной стеной, защищая Перрина от ветра и высматривающих добычу глаз. Раскидистая крона одинокой тсуги возвышалась над центром рощицы.

По-прежнему усмехаясь, Перрин продрался через сплетенные друг с другом ветви, не заботясь о том, сколько шума поднимает. Внезапно он шагнул на небольшую полянку под тсугой — и остановился. За маленьким костерком, прижавшись спиной к Беле, пригнувшись, стояла Эгвейн. Лицо ее было решительным и суровым, в руках она сжимала, точно дубинку, толстый сук.

— Наверное, мне нужно было окликнуть тебя, — сказал Перрин, сконфуженно пожимая плечами.

Отбросив дубинку, девушка бросилась к нему и обняла парня.

— Я думала, ты утонул. Да ты же все еще весь мокрый! Давай садись у огня и грейся. Лошадь ты свою потерял, да?

Перрин позволил ей подтолкнуть себя к костру и вытянул руки над пламенем, наслаждаясь теплом. Эгвейн достала из седельной сумки сверток промасленной бумаги и протянула юноше хлеба и сыра. Сверток был так туго обвязан и плотно завернут, что еда осталась сухой даже после пребывания в воде. Ты тут о ней беспокоился, а она справилась со всем лучше тебя.

— Бела меня переправила, — сказала Эгвейн, погладив косматую кобылу. — Она убежала подальше от троллоков и попросту утащила меня за собой.

Девушка помолчала, потом добавила:

— Перрин, я больше никого не видела.

Он услышал невысказанный вопрос. С сожалением проводив взглядом сверток, который девушка вновь плотно обвязала, Перрин слизнул последние крошки с пальцев, потом заговорил:

— С прошлой ночи я никого из наших не видел. И ни Исчезающих, ни троллоков. Вот так.

— С Рандом все будет в порядке, — сказала Эгвейн, быстро прибавив: — Со всеми! Должно быть так. Наверное, сейчас они нас ищут. Теперь они могут дойти до нас в любой момент. Морейн же все-таки Айз Седай.

— Я себе постоянно об этом твержу, — сказал Перрин. — Сгореть мне, как хотелось бы о ней забыть!

— Что-то я не слышала твоих сетований, когда она не дала троллокам нас поймать, — ехидно заметила Эгвейн.

— Мне просто хочется, чтобы мы могли обойтись без нее. — Он неловко повел плечом под пристальным взглядом девушки. — Хотя, как я считаю, пока мы не сможем. Я думал об этом.

Она приподняла брови, но, впрочем, когда бы Перрин ни выдвигал какое-то предположение, оно обычно удивляло всех. Даже если его идеи оказывались такими же разумными, как и у них, друзья его всегда вспоминали, как неторопливо он обдумывал пришедшие ему на ум мысли.

— Мы можем подождать, пока нас найдут Лан с Морейн, — предложил юноша.

— Конечно же, — прервала она ход его рассуждении. — Морейн Седай сказала, что найдет нас, если мы потеряемся.

Перрин дал ей договорить, потом продолжил:

— Или же первыми нас найдут троллоки. К тому же Морейн могли убить. Всех их могли убить. Я надеюсь, что они живы. Надеюсь, что в любую минуту они выйдут к этому вот костерку. Но надежда — все равно что обрывок веревки, когда ты тонешь; чтобы вытащить себя из омута, одной надежды мало.

Эгвейн закрыла рот и уставилась на Перрина, на скулах ее перекатывались желваки. Наконец она вымолвила:

— Ты хочешь отправиться вниз по реке к Беломостью? Если Морейн Седай не найдет нас здесь, то это следующее место, где она станет нас искать.

— Я понимаю, — медленно сказал Перрин, — что Беломостье — это куда нам нужно бы идти. Но об этом, скорей всего, известно и Исчезающим. Там-то они и станут нас искать, и на этот раз с нами не будет Айз Седай или Стража, чтобы защитить от врагов.

— По-моему, ты собираешься предложить сбежать куда-нибудь, как хотел поступить Мэт? Спрятаться где-нибудь, чтобы нас не нашли Исчезающие и троллоки? И укрыться от Морейн Седай?

— Не думай, что я не размышлял и над этим, — спокойно сказал он. — Но всякий раз, когда мы считали, что уже отвязались от погони, Исчезающие и троллоки вновь находили нас. Я не знаю, можем ли мы вообще где-нибудь спрятаться от них. Не то чтобы это мне очень нравилось, но Морейн нам нужна.

— Тогда я ничего не понимаю, Перрин. Куда же нам идти?

Перрин удивленно воззрился на девушку. Она ждала ответа от него. Ждала, чтобы он сказал ей, что делать. Никогда не случалось прежде такого, чтобы она надеялась, что он возьмет на себя инициативу. Эгвейн не нравилось поступать согласно чужим, а не ее планам, и она никогда не позволяла никому указывать ей, что и как делать. Не считая, быть может, Мудрой, но Перрину подчас казалось, что порой она и ей перечит. Юноша разгладил рукой сухую землю перед собой и громко откашлялся.

— Если мы вот здесь, а это — Беломостье, — он дважды ткнул в землю пальцем, — тогда Кэймлин будет приблизительно где-то здесь. — Перрин нанес на импровизированную карту третью метку, далеко в стороне.