С видимым усилием Лойал оторвался от созерцания провала:

— Что? Ох! Да, Айз Седай. Я могу отыскать другую дорогу. Я обязан... — Пропасть опять привлекла взгляд огир, уши его дернулись. — Я и не помышлял, что упадок зашел так далеко. Если мосты разваливаются сами по себе, может статься, я не сумею найти требуемый путь. Может статься, я и обратной дороги не смогу отыскать. Ведь прямо сейчас мосты могут обрушиваться позади нас.

— Должен быть путь, — сказал Перрин глухим голосом. Глаза его, будто собиравшие в себя свет, горели золотисто-желтым огнем. Загнанный в угол волк, подумал, вздрогнув, Ранд. Так вот на кого он похож.

— Будет так, как сплетет Колесо, — сказала Морейн, — но я не верю, что упадок зашел так далеко, как вы опасаетесь. Поглядите на камень, Лойал. Даже я могу утверждать, что излом — старый.

— Да, — медленно проговорил Лойал. — Да, Айз Седай. Я вижу. Здесь нет ни дождей, ни ветра, но камень простоял в таком состоянии лет десять, не меньше. — Он кивнул с ухмылкой облегчения, столь обрадованный сделанным открытием, что показалось, будто на мгновение он позабыл про свои страхи. Затем он огляделся и недовольно передернул плечами. — Намного проще мне отыскать дорогу к другим местам, чем к Мафал Дадаранелл. К Тар Валону, например? Или к Стеддингу Шангтай. От последнего Острова до Стеддинга Шангтай всего три моста. Думаю, на этот раз Старейшины захотят побеседовать со мною.

— Фал Дара, Лойал, — с твердостью напомнила Морейн. — Око Мира лежит за Фал Дара, а нам нужно добраться до Ока.

— Фал Дара так Фал Дара, — со вздохом согласился Лойал.

Вернувшись на Остров, Лойал стал внимательно вчитываться в письмена, густо покрывавшие плиту, опуская хмуро брови и тихо бормоча что-то про себя. Вскоре он совершенно углубился в беседу с самим собой на языке огир. Этот язык, с обилием интонаций и изменяемыми окончаниями слов, походил по звучанию на пение птиц с низкими глубокими голосами. Ранду казалось чудным, что у столь крупного народа такой мелодичный язык.

Наконец огир кивнул. Ведя отряд к выбранному мосту, он повернулся и с несчастным видом посмотрел на указательный столб рядом с другим мостом.

— Три перекрестка до Стеддинга Шангтай. — Он вздохнул. Но, не останавливаясь, повел людей дальше и свернул на третий от столба мост. Когда отряд начал въезжать на него, Лойал с сожалением оглянулся, хотя мост к его дому уже спрятался в темноте.

Ранд подогнал гнедого к огир.

— Когда все кончится, Лойал, ты покажешь мне стеддинг, а я тебе — Эмондов Луг. И никаких Путей. Мы пойдем пешком или поедем верхом, даже если дорога займет все лето.

— Ты веришь, что когда-то все кончится, Ранд?

Тот, нахмурившись, взглянул на огир:

— Ты же говорил, что до Фал Дара ехать всего два дня.

— Я не про Пути, Ранд. Обо всем прочем. — Лойал оглянулся через плечо на Айз Седай, тихо переговаривавшуюся со Стражем, который ехал бок о бок с нею. — Что заставляет тебя верить, будто это когда-нибудь кончится?

Мосты и скаты вели вверх и вниз и вдаль. Порой от Указателя убегала в темноту белая линия, точно такая же, как та, вдоль которой отряд следовал от Путевых Врат в Кэймлине. Ранд заметил, что не один он с любопытством и затаенной тоской разглядывал эти линии. Найнив, Перрин, Мэт и даже Эгвейн с сожалением отрывали взор от линии. На другом конце каждой линии стояли Путевые Врата — ворота обратно в мир, где были небо, солнце, ветер. Даже ветер казался желанным. Проезжали путники мимо линий под пронзительным взглядом Айз Седай. Но Ранд не единственный, кто с тоской провожал взором белый штрих и еще не раз оглядывался, даже тогда, когда темнота проглатывала Остров, Указатель на нем и белую линию.

Ранд уже начал позевывать, когда Морейн объявила, что на одном из Островов они остановятся на ночь. Мэт покрутил головой, рассматривая черноту вокруг, и громко загоготал. Однако с лошади слез с не меньшим проворством, чем другие. Лан и ребята расседлали и стреножили лошадей, пока Найнив и Эгвейн разжигали небольшую масляную печку, чтобы вскипятить чай. Как сказал Лан, этой похожей на каркас фонаря конструкцией Стражи пользовались в Запустении, где опасно было жечь дерево. Страж достал из плетеных корзин складные треножники-подставки: вставленными в них шестами с фонарями он собирался окружить лагерь.

Некоторое время Лойал рассматривал Указатель, затем опустился наземь, скрестив ноги, и потер рукой крошащийся рябой камень.

— Когда-то на Островах росло многое, — печально произнес он. — Во всех книгах говорится об этом. Зеленая трава, на которой можно было спать, мягкая, будто перина. Фруктовые деревья, и яблоком, грушей или колокольником приправляли свой стол путники — душистыми, сочными и хрусткими, какое бы время года ни царило снаружи.

— Не на что охотиться, — проворчал Перрин, который потом, по-видимому, сам удивился своим словам.

Эгвейн протянула Лойалу чашку с чаем. Тот держал чашку в руках, так и не пригубив, уставясь на нее, словно надеялся увидеть на ее дне фруктовые деревья.

— Вы не будете расставлять сторожей? — спросила Найнив у Морейн. — В таком месте наверняка водится что-нибудь похуже крыс. Даже если я и не увидела ничего, то чувствовать точно могу.

Айз Седай с отвращением потерла пальцами по ладони.

— Вы ощущаете порчу, запятнанность Силы, создавшей Пути. До тех пор, пока можно обойтись без этого, я не стану использовать Единую Силу в Путях. Порча столь сильна, что на любое мое действие она непременно наложит свой грязный отпечаток.

После этих слов все, как и Лойал, погрузились в молчание. Лан принялся за еду, действуя методично, будто подбрасывая дрова в печку, так, словно главное — не сама еда, а процесс снабжения своего тела топливом. Морейн не отставала от него, причем ела так аккуратно, словно бы и не сидела на корточках на голом камне в самой середине нигде, однако Ранд едва отщипнул сыра и хлеба. Жара крохотного пламени еле хватало, чтобы вскипятить воду для чая, но Ранд скорчился у масляной печки, словно бы хотел впитать в себя все крохи тепла. Плечами юноша задевал Мэта и Перрина. Они сбились вокруг печки в тесный кружок. Мэт совсем позабыл про хлеб с сыром и мясом у себя в руках, а Перрин, лишь пару раз откусив от своей доли, отставил оловянную тарелку. Настроение становилось все мрачнее и подавленнее, и каждый смотрел вниз, стараясь не глядеть на окружающую темноту.

Морейн за едой изучала ребят взглядом, потом отставила в сторону тарелку и вытерла губы салфеткой:

— Могу сказать вам одну приятную и радостную вещь. Я не считаю, что Том Меррилин мертв.

Ранд пронзил ее взглядом:

— Но... Исчезающий...

— Мэт рассказал мне, что произошло в Беломостье, — сказала Айз Седай. — Местные жители упоминали про менестреля, но никто ничего не говорил о его гибели. А если б менестрель был убит, об этом бы наверняка говорили. Беломостье не настолько велико, чтобы менестрель там показался мелочью. И Том — часть Узора, который плетется вокруг вас троих. И, по-моему, слишком важная часть, чтобы оказаться уже обрезанной.

Слишком важная? — подумал Ранд. — Откуда могла Морейн знать?..

— Мин? Она видела что-нибудь о Томе?

— Она видела очень многое, — с гримасой сказала Морейн. — Обо всех вас. Хотела бы я понять хотя бы половину из того, что она увидела. Старые барьеры слабеют. Но старое или новое то, что делает Мин, — видит она верно. Ваши судьбы связаны вместе. И судьба Тома Меррилина — вместе с вашими.

Найнив пренебрежительно фыркнула и налила себе еще одну чашку чая.

— Не понимаю, как она хоть что-нибудь увидела о ком-то из нас, — с ухмылкой сказал Мэт. — Насколько помню, большую часть времени она глазела на Ранда.