Он растерялся (это совсем не входило в его планы), но, видимо от растерянности, согласился и кивнул.
«Глупость какая! – раздраженно подумал Николай Петрович. – Надо было сослаться на дела, на самочувствие, в конце концов! Какое кладбище, бред! Пришел, попрощался, отдал последний, так сказать, долг. С чего, кстати говоря? Кто была мне эта Лиза, когда это было? Столько воды утекло, да и жизнь почти прошла. И Лена эта… Настырная какая! Дался я ей, прости господи!»
С раздражением, злясь на себя, он залез в похоронный автобус, устроился у окна и отвернулся. Лизины подруги сели кучкой, одна за другой, и, тихо перешептываясь, кидали на него взгляды.
Автобус тронулся. Лена подошла к нему и села рядом. Он кашлянул и подвинулся ближе к окну. Оба молчали. Спустя минут десять она сказала:
– А я загадала.
Она улыбнулась и замолчала.
Он с удивлением посмотрел на нее:
– Вы о чем?
– Я загадала, – повторила она. – Ну, если вы придете – так тому и быть.
– В смысле? – Он уже не пытался скрыть свое раздражение.
Лена глубоко вздохнула и вынула из сумочки несколько фотографий.
– Это мама. Совсем молодая. Такой вы, наверно, ее помните.
Она протянула ему снимок. С фотографии смотрела молодая Лиза. Улыбка, локон кокетливо выбивается из-под шляпки. Плащ с высокими плечами, маленькая сумочка в руке.
Он пожал плечами.
– Она долго болела, – тихо сказала Лена. – Долго и тяжело. Работала почти до последних дней. – Лена замолчала и посмотрела в окно. – Дома сидеть совсем не хотела. Вела в жэке кружок. Для детей. «Шедевры Третьяковки». – Она улыбнулась. – Дети ее обожали. Было так интересно, что в кружок приходили родители. От ее лекций было невозможно оторваться.
Он кивнул.
– Моя жизнь не очень-то сложилась, – вздохнула Лена. – Вышла замуж, развелась. Преподаю в техникуме английский. Так, ничего примечательного. Детей бог не дал. Не было у мамы счастья повозиться с внуками. А какая из нее могла получиться бабушка! Так вот, я маме внуков не родила, а Сашиных она не растила.
Лена протянула ему еще одно фото. На снимке стоял молодой и, видимо, высокий мужчина в форме морского офицера.
– Саша, мой брат, – гордо кивнула Лена. – Окончил в Питере мореходку, служит в Североморске, на подводной лодке. Капитан второго ранга. Красивый, правда?
Николай Петрович кивнул.
– А это – его дети, Света и Боренька. И жена Ольга. Хорошая женщина, настоящая жена офицера. Так что Сашке, слава богу, повезло. В отличие от меня. – Она усмехнулась. – Сообщать ему я не стала – он в море, в походе. Да и лодка все равно не всплывет. А Ольга, жена, в положении. Третьего ждет. Я думаю, что я права.
Он кивнул:
– Да, конечно.
Он разглядывал фотографии Лизиных внуков и сына и думал: какая, в сущности, разница? Какое мне дело до всей этой чужой и незнакомой родни?
Из вежливости он спросил:
– А что, Лиза вышла замуж? Удачно, надеюсь?
Лена долгим взглядом посмотрела на него и покачала головой:
– Нет, Николай Петрович, замуж мама так и не вышла. Хотя желающих было много, уж вы мне поверьте. Замуж не вышла, – с какой-то обидой повторила она, – а вот сына родила. И ни разу об этом не пожалела. Говорила, что детей надо рожать от любимых. Что она, собственно говоря, и сделала. – Лена помолчала и добавила: – И родила Сашку от вас.
– Что? – почти вскрикнул он. Старухи замолчали и испуганно посмотрели на него. – Что вы сказали, повторите!
Он всем корпусом развернулся к Лене.
Она пожала плечами:
– А что вас в этом так удивляет? Забеременела она перед тем, как вы уехали в колхоз. На картошку, что ли. Думала, скажет вам все, как вы приедете. А потом, когда вы вернулись, она сказала, что поняла: вернулся совершенно другой человек. Абсолютно чужой. Она говорила, что не хотела портить вам жизнь. А позже узнала, что вы влюблены и собираетесь жениться. Что же тут непонятного? – удивилась Лена.
Он молчал.
– Конечно, нам было нелегко. Сашка в детстве много болел, цеплял все подряд – ветрянку, корь, в год она отдала его в ясли. Потом, правда, ничего, выровнялся. Я пошла работать – с восьмого класса разносила почту. Потом институт, конечно, вечерний, нужно было работать. Устроилась вожатой в школе. И Санечка был под присмотром. В общем, жили как-то.
Он молчал и смотрел прямо перед собой.
– Да не волнуйтесь вы так! – она дотронулась до его руки. – Вы-то точно не виноваты! Это был мамин выбор. Только ее. – Она улыбнулась. – Вот я и загадала: придете сегодня, я вам все расскажу. Хотя не знаю, одобрила бы меня мама. Мы с ней пару раз говорили на эту тему. Она всегда повторяла, что это ее решение и вы тут совершенно ни при чем, мы не имеем права осложнять вам жизнь.
Автобус резко дернулся и остановился у ворот. Открылись двери, старухи тяжело стали спускаться по ступенькам. Он вышел из автобуса, стрельнул у водителя сигарету, отошел чуть в сторону и закурил. Кладбищенские рабочие водрузили гроб с Лизой на металлическую каталку и резво повезли ее в глубь кладбища. Скорбная процессия едва поспевала за ними. Он бросил окурок и пошел следом. Все свернули на боковую аллею и скоро дошли до места. Рабочие отошли в сторону – ожидать положенного магарыча.
Все по очереди подходили к Лизе и говорили последние слова. Лена плакала и гладила мать по лицу. Потом обернулась, растерянно посмотрела на него и отошла чуть в сторону. Он подошел к гробу, долго смотрел на Лизу, пытаясь отыскать знакомые черты, потом наклонился и поцеловал ее в лоб. Кто-то придушенно вскрикнул за его спиной. Рабочие накрыли крышку и принялись заколачивать гроб. Лена что-то истошно закричала, он подошел к ней и крепко обнял. Промерзшие крупные комья земли с грохотом ударялись о крышку гроба. Окоченевшие старухи медленно двинулись в обратный путь, а они с Леной, обнявшись, продолжали стоять у могилы. Лена плакала и поправляла ленты венков, лежавших на только что образованном холмике из комьев рыжеватой глины и бурого, грязного снега.
Он подошел к работягам и протянул деньги. Они пересчитали, хмыкнули, но, видимо, остались довольны. Бросив лопаты на каталку и громко переговариваясь, рабочие двинулись в сторону конторы. Наконец и они побрели к автобусу. Николай Петрович сел рядом с Леной, достал одноразовые бумажные платочки, положенные в карман заботливой женой, и протянул ей. Долго молчали. Потом она спросила:
– Поедете к нам, Николай Петрович? Помянуть маму?
Он кивнул. Потом украдкой посмотрел на часы и подумал, что надо позвонить Алле. Она наверняка волнуется. Но в автобусе делать этого не стал, почему-то показалось неуместным. Ехали долго – на другой конец Москвы. Старухи притихли, видимо, устали и замерзли. А может, каждая думала о бренности жизни и, конечно, о себе.
Автобус свернул на улицу Волгина.
«Странно, – подумал он. – А ведь мы практически были соседями. Господи, как все это по меньшей мере странно. И этот мальчик, мой сын, рос, оказывается, совсем недалеко от меня».
Лена позвонила в квартиру. Дверь открыла высокая полная старуха.
– Тетя Маруся, – представила ее Лена, – наша соседка. Если бы не она, не знаю, как бы я справилась со всем этим.
Соседка Маруся махнула рукой и пошла на кухню. Николай Петрович стал принимать пальто у Лизиных подруг, потом по очереди все долго мыли руки. Наконец прошли в комнату.
Он огляделся – обстановка была более чем скромной: старая тахта под вытертым покрывалом, комод,