жизнь не может. Продал свою хорошую машину, пересел на старенькую «реношку», обменял «трешку» на Фрунзенской на «однушку» в Беляеве и начал новое дело. Занялся торговлей медтехникой – оснащением стоматологических клиник. Дело пошло довольно бойко – частные стоматологии росли как грибы. Через три года снова переехал в хорошую квартиру ближе к центру и сел за руль новенькой «Вольво». Миллионером, конечно, не стал, но превратился во вполне состоятельного человека.

Тогда он сошелся с молодой женщиной, бухгалтером своей фирмы. Жила она с мамой и двумя детьми – двойняшками Кешей и Стешей. Он смеялся и называл их «попугаичья семья». Общим домом они не жили – она приезжала к нему на выходные, да и то не на каждые. Когда он ей звонил, она брала трубку сразу, с первого звонка. Было такое ощущение, что она днями сидит у телефона.

– Ждешь? – удивлялся он.

– Жду, – вздыхала она.

Тогда Леня и прозвал ее Пенелопой. Впрочем, был предельно честен, сразу расставил все точки над «i»: жениться не собирался. Она слушала его молча, наклоня голову, глядя в пол, и кивала.

Он позвонил Ане к вечеру, под конец рабочего дня.

– Ну как ты там, небось совсем одичала? – попробовал пошутить он.

Она засмеялась.

– Ну, к одиночеству мне не привыкать, ты же знаешь. А вообще, конечно, тоскливо: дождь целый день, на улицу выйти противно.

Он тут же поймал мяч:

– Ну может быть, я заеду. Пустишь? – Гулко забухало сердце – он всегда боялся ее твердого «нет».

– А заезжай! – Ему показалась, что она даже обрадовалась. – Слушай, привези шашлыка! Так хочется жареного мяса!

Он вздохнул и засмеялся.

– Ну вот, слава богу, ты проголодалась!

Он рванул на рынок, купил парной телятины, овощей, соленостей, всяких понемногу, свежего, еще теплого лаваша, потом заехал в супермаркет и взял две бутылки французского «Валандро», ее любимого красного, к мясу, и полетел на дачу.

Она стояла у открытых ворот в курточке, джинсах и кроссовках.

«Совсем девочка, – подумал он. – Ничего ее не берет – ни годы, ни невзгоды. Худенькая, девчачий хвостик на макушке. Ни грамма косметики».

Он вышел из машины, подошел к ней, чмокнул в щеку и понял, как по ней соскучился.

Потом он разводил огонь в мангале, а она резала мясо, раскладывала на тарелки овощи, ломала рукой лаваш, что-то хватала со стола и жевала, и говорила, что страшно проголодалась, а он посмеивался и все никак не мог на нее наглядеться.

Внезапно кончился дождь, от земли и молодой травы пошел теплый и свежий дух, и вкусно пахло костром и свежим мясом. Они решили не ходить в дом и сели на террасе. Он принес из дома плед, укрыл ей ноги. Она зажгла свечи, и он разлил в бокалы вина. Она довольно быстро опьянела – ей всегда было нужно совсем немного алкоголя, и он видел, что она устала и начала дремать. Он взял ее на руки и отнес в дом.

Снял с нее кроссовки и джинсы, уложил в кровать и накрыл одеялом. Она пробормотала «спасибо» и отвернулась к стене. Он вышел на улицу, долго курил, потом убирал со стола, тушил остатки тлеющих поленьев, опять долго сидел в кресле и смотрел на густой и темнеющий лес. Стало совсем прохладно, и он наконец пошел в дом. Она сидела на кровати, обхватив колени руками.

– Выспалась? – удивился он.

Она кивнула:

– Ты же знаешь, как я сплю. Разожги камин. По-моему, как-то зябко.

Он стал разводить огонь. Сухие поленья занялись быстро и весело. Он сел в кресло возле камина. Оба молчали.

– Посиди со мной, – тихо попросила она.

Он помедлил пару минут и потом подошел и сел на край кровати. Она обняла его рукой за шею.

Заснули они под утро. От камина в доме стало душно и даже жарко. Он встал и открыл окно. В комнату ворвался свежий влажный ветерок. Она крепко спала, а он лежал без сна и смотрел на нее.

В шесть утра он встал, умылся, сварил кофе, нарезал бутерброды, прикрыл их салфеткой и вышел во двор. Небо было чистым и ясным – ни единого облачка. Трава и деревья блестели от вчерашнего дождя. Он сел в машину, закурил и подумал о том, что совершенно не знает, как жить дальше. Утро вечера оказалось совсем не мудренее. Он завел мотор, и машина плавно взяла с места.

Она проснулась поздно, ближе к полудню, и удивилась, что так долго и крепко спала, впервые за последние несколько месяцев. Пошла на кухню и увидела оставленный им завтрак, улыбнулась, налила кофе и съела бутерброд.

«Вкусно! – удивилась она. – Обычный бутерброд с сыром, а как вкусно!»

Потом собрала остатки шашлыка, положила их в миску и пошла к будке охраны. Там прижились две дворняги – Бимка и Демьян, ее вечные спутники во время вечерних прогулок. Собаки подбежали к ней и радостно залаяли. Она погладила их и поставила миску с мясом. Бимка и Демьян дружно и яростно набросились на угощение, и через минуту миска стала стерильно чистой.

Она прошла быстрым шагом по опушке леса, увидела первые желтые цветочки мать-и-мачехи, совсем невзрачные, но почему-то очень им обрадовалась. Собрала маленький букет и подумала, что поставит цветы в невысокий стакан на обеденный стол.

«Первая примета весны!» – подумала она.

Потом вернулась домой, вытащила из сарая плетеное кресло, поставила его на освещенную солнцем лужайку, села, сняла темные очки и подставила лицо уже изрядно припекающему солнцу. Она блаженно прикрыла глаза и даже задремала, но проснулась оттого что набежали тучи, солнце спряталось и опять стало довольно прохладно.

«Все-таки апрель в России – неустойчивый и обманный месяц, – подумала она. – А в Европе уже наверняка совсем тепло!»

Вдруг ей в голову пришла простая и гениальная мысль. Она резко встала и почти вбежала в дом, достала из комода заграничный паспорт, открыла его и облегченно вздохнула – шенгенская виза действовала еще четыре месяца. Потом набрала номер агента из турбюро и попросила заказать билет на Париж и забронировать отель – желательно на завтра.

Она быстро собралась, закрыла дом, завела машину и двинулась в сторону Москвы. Дома распахнула настежь окна, взяла тряпку, протерла толстый слой пыли, накопившейся за много дней, помыла полы и пропылесосила ковер.

«Всегда приятнее возвращаться в чистую квартиру!» – подумала она.

Потом побросала в дорожную сумку вещи – совсем немного, решила, что остальное купит на месте. Через пару часов ей позвонил агент и отчитался, что отель забронирован, как обычно, ее любимый.

Она поехала за билетом, а вечером позвонила Лене.

– Я улетаю в Париж, – сказала она.

– А что ты там будешь делать? – удивился он.

– Буду спать, гулять, пить кофе с пирожными и шататься по магазинам. В Париже всегда есть чем заняться! – рассмеялась она.

– Я рад за тебя, – сказал он. И добавил: – Я правда очень за тебя рад. В Париже уже, наверное, совсем тепло и зацвели каштаны. Только не пропадай, пожалуйста, если можешь!

Она засмеялась и нажала на отбой. Потом подошла к комоду, на котором стояла фотография мужа.

– Ну что? – обратилась она к портрету. – Как же ты меня пытался раздавить, уничтожить, переломить через колено! Заставить жить по-твоему. Принять твою мораль. Оправдывать – всегда – твои действия и поступки. А когда я сопротивлялась, ты объявлял меня почти сумасшедшей, потому что я не хотела жить по-твоему. – Она горько усмехнулась. – А я, представь себе, оказывается, все еще хочу жить. Даже сама себе удивляюсь. Но это так. Пора, в конце концов, разрешить себе жить. Так что не стоит за меня волноваться, ей-богу, не стоит. И не сомневайся, у меня будет все хо-ро-шо! – по складам произнесла она и улыбнулась.