интеллектуальную деятельность тех, кто отзовётся на его предложения…
Конечно, не обладателей сверхценных идей, универсальных спасений всего… Мы, простите, пожалуйста, не исследуем уникальные теории спасения всего на свете с помощью тех или иных мер. Таких теорий много. Наверное, где-нибудь пусть будет создано движение, в котором их исследуют. Мы их не исследуем. И особенно не исследуем тогда, когда их обладатели начинают кричать: «Сколько долларов стоит секунда времени Кургиняна, чтобы мы с ним поговорили о моей сверхценной идее?» Мы сверхценными идеями не занимаемся. Мы наукой занимаемся. Большой наукой.
Если учёные, аспиранты, студенты, профессора придут и помогут нам организовать интеллектуальную и интеллектуально-политическую деятельность по каждому из этих направлений, если мы скоординируем эту деятельность, — то это очень серьёзное идеологическое начинание.
Что такое идеология? Идеология — это создание и распространение идей. Если кто-нибудь считает, что [можно обойтись] без идеологической деятельности, которая в нашей стране давно находится в запустении… Её нет. Никто настойчиво, синхронно, скоординированно не занимается идеологической деятельностью в полном смысле этого слова. Есть высказывания, иногда очень ценные. Есть люди, которые внесли огромный вклад в противодействие разрушению сознания. Сергей Георгиевич Кара-Мурза внёс огромный вклад в противодействие разрушению сознания. Но это отдельные высказывания.
Я могу называть много талантливых, бесконечно мной уважаемых интеллектуалов, которые этим занимаются. Сейчас возникает вопрос о том, превратится ли это в коллективную — пусть сетевую, а не иерархическую (разумеется, сетевую, только так и надо) — идеологическую, наступательную деятельность. Будем ли мы наступать, как говорил Антонио Грамши, на идеологическом фронте? Готовы ли мы эффективно действовать на этом фронте? Люди, подумайте.
И создание идей — это ведь тоже разные формы деятельности. Можно помогать созданию идей, собирать данные, участвовать в этом. В научной деятельности нужны лаборанты, техники, аспиранты, — все нужны.
Ну, а распространение идей — это вообще отдельное дело. И это (люди, услышьте меня) чертовски увлекательное занятие. Потрясающе увлекательное, тонкое, глубокое, мягкое, интересное. Не говорите, что нет деятельности — вот она. Если бы она была только идеологическая, то это было бы уже огромное дело. Ибо, если идеология захватит сознание большинства, то поверьте мне, с б
Если в пределах этой деятельности я кого-то буду критиковать и кому-то задавать какие-то вопросы, то простите меня за это заранее. Я не посягаю ни на чей авторитет. Я бесконечно ценю любую крупицу позитивного вклада в эту деятельность. Я восхищаюсь личным подвигом каждого, кто её делает. Если я дискутирую и задаю серьёзные вопросы, то не потому, что я хочу кого-то дискредитировать, а потому, что мне эти вопросы надо решить. Если те, к кому обращаюсь, помогут мне в этом, то я буду бесконечно им благодарен.
Никакой «охоты на ведьм», никаких конфликтов, никаких распрей в пределах людей, занимающихся идеологической деятельностью, быть не должно. В конце концов, пусть каждый возделывает свой сад. Но я хочу подчеркнуть, что речь идёт не только об идеологической деятельности — потрясающей деятельности по созданию и распространению идей, которой у нас пока всерьёз никто не занялся.
Речь идёт ещё и о политической деятельности. И для того, чтобы разобраться с этим, мне и нужно переходить к политической теории. У нас, как по-крупному, так и по-мелкому, огромный, колоссальный провал во всём, что касается политической теории. Сегодняшнее движение, желающее спасти Россию, в этом смысле в существенной степени (не говорю, что целиком, никого не хочу обижать) находится на стадии бытовой, если можно так выразиться, «персоно-манической». Это когда идёт охота за персонами, за отдельными лицами, и против них ведётся война. Это же всё как… луддиты, которые разрушали машины, потому что считали, что от машин всё зло, безработица…
Понадобились марксистские кружки и еще очень многое, чтобы объяснить, что машины находятся в руках у хозяев. Что не машины сами по себе это зло несут. Что разрушать их бессмысленно. Что есть хозяева. И что нужна классовая борьба, политическая борьба. То есть что за этими машинами, как атрибутами, стоит субъект. Иногда возникает впечатление, что за личностями, как атрибутами, в нашей политической теории не стоит вообще никакого субъекта. Даже самого элементарного. Приведу пример.
Рассмотрим пирамиду. Верхний ее этаж — это лидеры.
Средний этаж — это политическая система.
Следующий этаж — это классовая (или, если кому не нравится, «макросоциальная») база опоры. В нашем случае — псевдоклассовая.
И следующий этап — это народ.
Так вот, если эта простейшая пирамида будет принята на вооружение в качестве одного из элементов политической теории, то погоня за лидерами завершится. А ведь это постыдная и губительная погоня.
Вдумайтесь, люди: оппозиционное политическое движение затратило годы и годы на то, чтобы дискредитировать Ельцина и объяснить, что он пьяница и немощный старик, больной человек. Оно преуспело. И с гигантскими затратами и издержками для себя (ибо, если твой оппонент такой слабак, то кто же ты, если ты не можешь его сбросить?) всё-таки внедрило этот образ в сознание широких слоёв населения. С помощью тех же либералов и так далее, которым Ельцин тоже осточертел. (Кем при этом был реальный Ельцин — это отдельный вопрос.) На этом поприще преуспели за многие годы. И сказали: «Ура, всё. Победа наша. Враг загнан в угол, мы сейчас его тёпленьким возьмём и победим».
Что было сделано [в ответ на это]? Вместо старого, обладающего определёнными пагубными пристрастиями и больного человека, показали человека здорового, без этих пристрастий и нестарого. Все побежали за ним. И бежали ровно 10 лет. Но когда наконец и его начали понемножку прижимать в угол, то показали нового. И, если этот лохотрон не прекратится, то так можно действовать вплоть до полного обрушения России, до геноцида русского народа. Так и будут бегать за разными лидерами, охотиться за ними: восхищаться, потом негодовать, преследовать их, дискредитировать. Бесконечно разбираться в их собственности или в их моральном облике. Это и называется «синдром персонификации». Он сродни тому, что делали луддиты: охота за лидерами — это всё равно как охота за машинами.
Где же на самом деле центр, фокус, суть процесса?
Во-первых, лидеры… Например, Николай Второй. Царь.
Политическая система — монархия.
База опоры — уже смешанная (феодалы и буржуа). Ленин как раз и ликовал по поводу того, что политическая система не могла сменить базу опоры и опереться на буржуа по-настоящему. Хотя на этих буржуа опереться тоже было нельзя, и он тоже это понимал.
И, наконец, есть народ, общество.
Самое страшное у нас происходит на классовом этаже. Я говорил об этом в первой программе «Суть времени». Создан страшный класс (или псевдокласс) паразитов. Он пожирает, он вообще пожиратель. Это «фаг», искусственно созданный «фаг».
Ведь если нужно было создать полноценный, здоровый капитализм, то нужно было понимать, что страна находится в очень плохих условиях для создания капитализма. В ней вообще нет базы для первоначального накопления. Нет честных капиталов, которые формируются в пределах предыдущего уклада.
Вот в феодальном укладе формировались честные капиталы — как торговые, так и ремесленные (или цеховые — в смысле средневековых ремесленных цехов-гильдий). Были феодалы, которые перешли в буржуа (в Англии легко, а во Франции с большим трудом, но они тоже были). Их деньги тоже имели легитимную природу. Скажу честно — легитимную. Было понятно, откуда эти деньги. Они были некриминальные, унаследованные от папы, от дедушки и так далее. Была база в виде этих капиталов.
В Советском Союзе такой базы почти не было. Были «цеховики», которые, хотя и нарушали советские законы, но всё-таки что-то производили. Но из них куда-то продвинулись очень немногие. Торговцы же, которые брали мясо по госцене и продавали его на рынке по двойной цене, — это чистые воры. А ещё были просто воры, криминальные общаки. А больше ничего не было.
Но ведь были накопления граждан. Законные накопления граждан — у кого-то больше, у кого-то меньше. Почему нельзя было увеличить эти накопления граждан, дать повышающий коэффициент или, по
