Малец лежал, прислушиваясь. Никаких новых верховых не было. Через некоторое время судья снова подал голос.

Выходите, крикнул он. Воды хватит на всех.

Закинув пороховницу за спину, чтобы она не попала в ручей, малец поднял револьвер и стал ждать. Лошади выше по течению перестали пить. Потом снова опустили морды в воду.

Выбравшись на другом конце, среди следов котов, лисиц и маленьких песчаных свиней, он обнаружил отпечатки рук и ног, оставленные бывшим священником. Найдя свободное пространство среди этих бесполезных отбросов, он сел и стал прислушиваться. Кожаная одежда отяжелела от воды и не гнулась, в ноге пульсировала боль. В сотне футов за костями показалась лошадиная морда с разлетающимися от неё каплями воды и скрылась. Когда судья опять заговорил, его голос доносился уже из другого места. Он предлагал оставаться друзьями. Малец наблюдал за небольшой вереницей муравьёв, пробиравшихся среди выгнутых дуг овечьих рёбер. При этом его глаза встретились с глазами небольшой змеи, которая свернулась под свисающим обрывком шкуры. Он вытер рот и снова начал перемещаться. Дальше был тупик, следы бывшего священника повернули обратно. Он лёг и прислушался. До темноты ещё несколько часов. Через некоторое время где-то среди костей послышалось бормотание идиота.

Малец слышал, как из пустыни налетает ветер, слышал собственное дыхание. Подняв голову и выглянув, он увидел бывшего священника: тот шёл, спотыкаясь, среди камней. В поднятых руках он держал крест — соорудил его из больших бараньих костей и связал вместе полосками кожи, — неся его перед собой под холодным ветром, словно обезумевший искатель воды с лозой в унылой пустыне, и выкрикивая непонятные слова на чужом мёртвом языке.

Малец встал, держа револьвер обеими руками. Кружилась голова. Он увидел судью, который оказался совсем в другом месте и уже вскинул к плечу винтовку. Прозвучал выстрел, Тобин повернулся, обратившись лицом в ту сторону, откуда пришёл, и сел, по-прежнему держа крест. Судья положил винтовку и взял другую. Малец попытался придать револьверному дулу устойчивость, выстрелил и бросился на песок. Над головой, как астероид, пролетела тяжёлая винтовочная пуля и с треском разметала кости, валявшиеся повсюду на возвышенности у него за спиной. Поднявшись на колени, он поискал глазами судью, но судьи не было. Он перезарядил пустую камору и пополз к тому месту, где у него на глазах упал бывший священник, ориентируясь по солнцу и то и дело останавливаясь, чтобы прислушаться. Земля была утрамбована лапами хищников, приходивших с равнин за падалью, задувавший через просветы ветер отдавая какой-то кислятиной, похожей на тошнотворную вонь кухонной тряпки, и, кроме ветра, не раздавалось ни звука.

Тобин стоял на коленях у ручья и промывал рану куском ткани, оторванным от рубашки. Пуля прошла через шею навылет. Сонную артерию не задело, но кровь никак не останавливалась. Он взглянул на мальца, усевшегося среди черепов и перевёрнутых рёбер.

Надо пристрелить лошадей. Иначе тебе не выбраться отсюда. Верхом он тебя настигнет.

Мы можем захватить этих лошадей.

Не дури, малец. Чем ещё он может нас заманить?

Можем выбраться, как стемнеет.

Думаешь, не придёт новый день?

Малец наблюдал за ним.

Не останавливается?

Нет.

И что ты думаешь?

Нужно её остановить.

Кровь струилась у него меж пальцев.

Куда же делся судья? проговорил малец.

Вот именно, куда.

Если я убью его, мы сможем забрать лошадей.

Тебе его не убить. Не дури. Пристрели лошадей.

Малец глянул вдоль неглубокого песчаного ручья.

Давай, малец.

Он посмотрел на бывшего священника, на то, как капли крови медленно падают в воду, как они распускаются розовыми цветками и бледнеют. И двинулся вверх по течению.

Когда он добрался до места, где лошади входили в воду, их там уже не было. Песок на той стороне, куда они ушли, был ещё мокрый. Он толкал револьвер перед собой, опираясь на основания ладоней. Несмотря на все предосторожности, он поймал на себе взгляд идиота прежде, чем сам его заметил.

Идиот недвижно сидел в перголе из костей с отсутствующим лицом, разлинованным, как по трафарету, полосками солнечного света, уставившись на мальца, словно дикий зверь в лесу. Глянув на него, малец двинулся дальше по следам лошадей. Голова идиота болталась на расслабленной шее, по подбородку стекала слюна. Когда малец оглянулся, тот продолжал на него смотреть. Руки идиот положил на песок перед собой, и хотя лицо его было пусто, всё же он казался существом, на которого обрушилось великое горе.

Когда малец увидел лошадей, они стояли на возвышенности по-над ручьём и смотрели на запад. Он лежал не шевелясь, осматривая местность. Потом выдвинулся вдоль края старого речного русла, уселся, прислонившись спиной к торчащим из земли костям, взвёл курок и опёрся локтями на колени.

Лошади видели, как он вышел, и следили за ним. Услышав щелчок взведённого курка, они навострили уши и направились к нему. Малец выстрелил передней лошади в грудь, она рухнула, тяжело дыша, и из носа у неё хлынула кровь. Другая остановилась в нерешительности, а когда стала поворачиваться, он взвёл курок и выстрелил. Лошадь рванулась рысью среди дюн, он выстрелил ещё раз, передние ноги у неё подкосились, она упала вперёд и перекатилась на бок. Она лишь раз подняла голову, а потом затихла.

Он сидел, прислушиваясь. Никакого движения. Первая лошадь лежала там, где упала, и песок вокруг её головы темнел от крови. По лощине плыл дымок, который постепенно редел, пока не исчез совсем. Малец двинулся обратно по руслу, укрылся под рёбрами мёртвого мула, перезарядил револьвер, а потом снова поковылял к ручью. Возвращался он другим путём и имбецила больше не видел. Добравшись до ручья, попил, промыл ногу и улёгся, прислушиваясь, как и прежде.

А теперь брось пушку, послышался голос судьи.

Он замер.

Голос раздался меньше чем в пятидесяти футах.

Я знаю, что ты натворил. Тебя подбил святой отец, и я расцениваю это как смягчающее обстоятельство деяния и умысла. Как и по отношению к любому человеку, оценивая его противоправное деяние. Но существует ещё и имущественный вопрос. Принеси мне револьвер, и сейчас же.

Малец лежал не двигаясь. Было слышно, как судья шлёпает по воде выше по течению ручья. Малец лежал и медленно считал про себя. Когда замутнённая вода достигла того места, где он лежал, он перестал считать, опустил в ручей высохшую и скрученную травинку и пустил её вниз по течению. Когда он отсчитал столько же, она ещё не скрылась среди костей. Выбравшись из воды, он глянул на солнце и стал пробираться туда, где оставил Тобина.

Следы бывшего священника были ещё влажны там. где он вышел из ручья, и весь его путь отмечали капли крови. Малец шёл по ним по песку, пока не добрался до места, где тот свернулся в своём убежище.

Ты прикончил их, малец? шёпотом спросил Тобин.

Малец поднял руку.

Ну да. Я слышал выстрелы, все три. Придурка тоже, да, малец?

Он не ответил.

Умница, прошептал бывший священник. Обмотав шею рубашкой, голый по пояс, он устроился на корточках среди вонючего частокола и смотрел на солнце. По дюнам пролегли длинные тени, и в этих тенях кости умерших животных в беспорядке валялись на песке, напоминая странную свалку скрученной арматуры. До наступления темноты оставалось почти два часа, что бывший священник и отметил. Они лежали под жёсткой, как картон, шкурой дохлого вола и слушали обращение судьи. Тот цитировал положения юриспруденции, приводил прецеденты. Он распространялся о законах, имеющих отношение к правам собственности на домашних животных, приводил выдержки из дел о лишении имущественных прав, так как считал, что они тесно связаны со скверной наследственностью бывших преступных владельцев лошадей,